Кoллeкциoнирoвaниe сoврeмeннoгo искусствa прaктичeски исключaeт приoбрeтeниe пoддeлoк, чeгo нe скaжeшь o кoллeкциoнирoвaнии стaрoгo искусствa. Eщe свeжи воспоминания о прошлогоднем скандале в Париже, где на двух французских антикваров, представителей известнейших галерей Kraemer и Didier Aaron, было заведено уголовное дело по подозрению в продаже фальшивой мебели частным коллекционерам и государственным музеям. Проблемы атрибуции и провенанса являются ключевыми для антикварного рынка.
Однако в своей коллекции старых мастеров, средневековой скульптуры и мебели известный коллекционер Михаил Перченко уверен на все сто. В 2011 году ГМИИ имени А. С. Пушкина показывал часть его собрания, и выставка стала наиболее авторитетным подтверждением подлинности и качества коллекции. Самый крупный специалист и главный знаток готической и ренессансной скульптуры в мире Ханс Ньюдорп, директор Музея Майера ван ден Берга в Антверпене, атрибутировал и описал ее для каталога.
О своей уверенности, ковре Гитлера и других диковинах, а также о мечте об открытии частного музея коллекционер рассказал ARTANDHOUSES.
Ваше коллекционирование с детства носило системный характер. Тем не менее ваши пристрастия и вкусы менялись, как и коллекции — от русского фарфора и живописи до деревянной скульптуры XIII–XVI веков. Возможна ли еще одна смена направления?
Нет, эта коллекция самая значимая для меня. Я собрал самое лучшее, что появлялось на рынке за последние пятнадцать лет. Да, Востоком было интересно заниматься, но когда я узнал, что даже самые выдающиеся китайские профессора, авторитеты в своей области, не готовы атрибутировать произведения, то понял, что мне не хватит жизни, чтобы всё это изучить. Предмет нужно знать досконально, иначе это будет не коллекция, а свалка.
И вы решили коллекционировать западное искусство. Что повлияло на этот выбор?
Искусство Северной готики и Ренессанс — это вершины европейской культуры. Я считаю, что это основополагающие школы в мире, потому что итальянцы ценны только началом Ренессанса, XV — первая четверть XVI века, а потом они ушли в красивость, к сожалению. Например, Караваджо мне совсем не интересен. В Амстердаме лет десять назад была выставка «Рембрандт и Караваджо». Практически два современника эпохи барокко, а какая разительная пропасть между ними! Я не нашел никакого сходства между Рембрандтом и Караваджо, кроме того очевидного факта, что один закрыл классическую голландскую живопись, а другой — классическую итальянскую.
Мы сидим с вами за ренессансным столом, у которого трехсоткилограммовая царга длиной 3,8 метра; в дом его заносили шесть человек. А ходим мы по ковру, который тоже имеет уникальную историю. Это подарок шахиншаха Ирана Гитлеру в день его инаугурации в 1933 году — 37 квадратных метров, XVIII век, Тебриз. Куплен в Минске. Реституционная вещь. Это из приемной Гитлера, я его видел в документальной хронике.
У вас и наутилусы есть!
Три, ровно столько, сколько в Эрмитаже. Куплены у внучки Кочубеев. Музеи мне могут позавидовать. Ни у кого нет такого Питера Артсена. И мы пользуемся всей мебелью в доме; вот в этом готическом шкафу моя жена держит постельное бельё.
Вот этот складень сделан по заказу Гогенцоллернов-Зигмарингенов, когда они еще не были императорами Германской империи, и у него очень странная судьба. В 1939 году Вильгельм II, последний император, почувствовав приближение своей смерти, вернул его в Антверпен в церковь. Церковь была католическая, а в 1970-х годах стала протестантской, поэтому ретабль продали местному коллекционеру. А мой друг Пол, самый главный в мире торговец мебелью (у него 4000 квадратных метров складов, есть замок, забитый мебелью от подвала до крыши, конюшня, два магазина), только что купил новый роллс-ройс и проезжал мимо этого коллекционера.
Коллекционер говорит: «Пол, как я тебе завидую, мне жена не разрешает покупать такие машины». А он отвечает: «А зачем тебе покупать? Давай поменяемся». И он сменял новенький роллс-ройс на этот складень-триптих. И тут же вызвал меня, а я его купил.
Он для вас его выменял?
Конечно! Он же знал, что меня интересуют такие вещи, мы же знакомы были уже десять лет. Я расплачивался с ним полтора года. Последняя цена, которая ему была предложена, — это девять миллионов евро (я купил его, разумеется, за меньшие деньги).
А вот этот шкаф — XI век Южная Германия или XII век Англия.
То есть он не атрибутирован?
Его никто не может атрибутировать, так как нет таких специалистов. Понимаете, из того времени практически ничего не дошло. Это единственный предмет более раннего времени в моей коллекции, я им очень горжусь, он со всей родной фурнитурой. В нем нет ни одной новой детали, абсолютная редкость. Из-за того, что у него нет одной ножки, я не дал его на выставку в Пушкинский музей.
А это Тильман Рименшнайдер, выдающийся немецкий резчик. В Пушкинском музее все его скульптуры перекрашены. Там есть несколько его карликов. А у меня абсолютно нетронутые. Я не покупаю скульптуру, если в ней более пяти процентов утраченного полихрома. Поэтому моя коллекция особенно ценная.
Здесь у меня два Кранаха. Один из них — единственная реституционная вещь, которую я не отдал, мне ее жалко отдавать, честно скажу.
Это портрет Гольбейна. Куплен у братьев Дебуров всего за 25 тысяч евро, потому что они не разобрались в нем, он не был подписан.
А это ранний Ганс Гольбейн Младший, бернского периода. Работа была сделана в возрасте двадцати — двадцати пяти лет, когда он еще не выработал свой стиль, а подражал старый мастерам.
Выставка вашей коллекции в ГМИИ имени А. С. Пушкина сопровождалась каталогом. Считаете ли вы каталогизирование защитой и страховкой?
Защитой от кого, от воров? У меня невозможно что-то украсть: с одной стороны одно Посольство, с другой — второе, а напротив прокуратура. Защищен со всех сторон, плюс окна бронированные. А каталог необходим для систематизации коллекции. После выставки всем стало понятно, что я обладаю самой крупной в мире коллекцией полихромной деревянной скульптуры XIII–XVI веков. Кроме шестидесяти пяти скульптур в экспозиции были еще тридцать две первоклассные по качеству живописные работы.
Стал ли антикварный рынок за последнее время более прозрачным, чем в советское время, когда он был скорее «черным»?
Несомненно! Тогда даже понятия дилер не было — все были спекулянтами. Торговали в основном из-под полы. Не было ни галерей, ни антикварных салонов. Информация распространялась шепотом. Антиквариат был сосредоточен большей частью в Ленинграде. В то время в городе было 1,5 миллиона населения, из них почти 1,3 миллиона могли позволить себе купить хотя бы мебель красного дерева.
Были ли в вашей практике случаи приобретения подделок?
Пожалуй, нет. Иногда я приобретал работы с одной атрибуцией, а потом после тщательного и всестороннего исследования они оказывались другого авторства, но это для меня не является проблемой: я покупаю вещи только высочайшего класса. Для меня самым важным является качество. Вот видите, здесь висит работа нидерландского художника второго ряда Питера Косина, но какое качество живописи!
Ваш опыт коллекционирования не позволяет заподозрить вас в эмоциональных и случайных покупках. А происходили ли такие приобретения в молодости?
Если с произведением искусства устанавливается «контакт», то я, как правило, его беру. Здесь вопрос даже не «нравится — не нравится», а взаимодействие некое. Как я и говорил, важнейшим является качество исполнения и сохранность. Если вмешательство реставраторов составляет более пяти процентов, мне вещь становится неинтересной.
Следите ли вы за результатами аукционных торгов, если на них фигурируют работы интересующего вас периода?
Сам я с аукционов ничего никогда не покупаю, но у меня есть агенты в нескольких странах, которые следят за этим. В тех странах, которые меня интересуют: в Бельгии, Германии, Голландии. Ведь в одной Германии более двух тысяч аукционных домов, дилеры ездят и всё это отсматривают. У меня нет на это времени. Я езжу теперь только в Маастрихт раз в год, чтобы встретиться со всеми европейскими друзьями-коллекционерами и посмотреть высококлассные, выдающиеся произведения.
Какие проблемы возникают у коллекционера западного искусства при приобретении или ввозе произведения в страну?
С приобретением и ввозом проблем никаких нет. Вот с вывозом — могут быть. Например, Метрополитен (The Metropolitan Museum of Art. — Примеч. ред.) просит у меня на выставку мою скульптуру, но мне сказали, что вернуть будет практически невозможно — гарантии распространяются только на вещи из государственных музеев, а не из частных собраний. Поэтому зарубежные гастроли моей коллекции пока не угрожают.
Ваше собрание целиком находится в Москве?
Да, как видите, всё здесь — 450 квадратных метров искусства в квартире и часть в шоу-руме.
Какова роль шоу-рума и как туда осуществляется доступ?
Прийти и посмотреть может любой интересующийся человек, предварительно позвонив или написав мне. Там у меня в основном вещи на продажу, те, которые по различным причинам стали выбиваться из коллекции, или похожие. Когда приобретаешь что-то более значимое или лучшего качества, чем было, сразу хочется убрать старую вещь. Ведь коллекционирование — довольно жестокая вещь: чтобы купить что-то новое, нужно избавиться от чего-то.
Какой вы видите дальнейшую судьбу своей коллекции?
Мне очень хочется открыть частный музей в Москве, но пока я не встретил понимания у московских властей. Шилову и Глазунову бесплатно дали прекрасные особняки под довольно спорные собрания, а мне предлагают купить особняк за 10 миллионов долларов и сделать в нем ремонт на такую же сумму! Чтобы купить его, мне придется часть собрания продать! А выставлять тогда что? Я хочу сохранить коллекцию в полном составе. А вот в Бельгии мне предлагают совершенно бесплатно замок 2400 квадратных метров, и за то, что я вывезу к ним свою коллекцию для постоянного экспонирования, хотят только половину стоимости входного билета. А там поток туристов, интересующихся конкретно искусством, четыре с половиной миллиона в год.
Традиционный вопрос: какой совет вы можете дать начинающему коллекционеру?
Как можно больше смотреть, конечно! Самое главное, что тренирует глаз, — как можно больший объем просмотренных вещей. Теоретические знания дают базу, но бесценный опыт знатока приобретается только с годами, с количеством отсмотренных и «пощупанных» вещей. Поэтому нужно как можно больше ходить на выставки в музеи, посещать ярмарки и биеннале.