Живoпись, грaфику, пoртрeтную миниaтюру из кoллeкции Сeргeя и Тaтьяны Пoдстaницкиx мoжнo чaстo увидeть нa выстaвкax в музeйныx зaлax. Прямо сейчас они участвуют в выставке, посвященной георгиевским кавалерам, в Музее военной истории Российского военно-исторического общества в Стрелецких палатах. Среди жемчужин коллекции, которая собирается с 1998 года, — живопись Рокотова, Левицкого, Боровиковского, акварели Соколова, Гау, братьев Брюлловых, редкие русские авторы, почти не представленные в музеях. ARTANDHOUSES поговорил с коллекционером о русском портрете, неожиданных находках и капитализации коллекции.
Вы не только коллекционер, но и исследователь. Это следствие искусствоведческого образования?
Одно связано с другим. Образование я тоже получал, потому что мне это было интересно. Для меня искусство — это и развлечение, и жизнь, и работа, и всё на свете. Название книги Соломона Шустера «Профессия — коллекционер» полностью отвечает моим жизненным взглядам.
Случается ли благодаря этому открывать шедевры, мимо которых прошли другие собиратели?
Такие истории происходят постоянно. Мне как раз наиболее интересно найти и раскрыть ту вещь, которую никто не заметил или заметил, но до конца не понял. Таких у меня в коллекции большинство — я редко покупаю вещи абсолютно очевидные. Самый свежий пример: пару месяцев назад в Австрии на аукционе продавалась картина неизвестного художника, изображающая офицера с дамами, катающегося в санях. Работа большая, красивая, и, хотя выставлялась на торги достаточно известным и уважаемым аукционным домом, определили ее как «картину неизвестного художника XIX века». Даже не стали уточнять, русская это школа или европейская, — видимо, не было ни времени, ни желания вникать в подробности. Я сразу ее узнал — точно такая же картина была в собрании прусской королевской семьи и хранилась в Кенигсбергском замке. Во время Второй мировой войны в 1945 году при штурме Кенигсберга она пропала — то ли погибла, то ли находится в каком-то собрании. Известен художник — Сигизмунд Фердинанд фон Пергер, в первой трети XIX века он был придворным живописцем австрийского императора Франца I. Но самое интересное, что в санях едут великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I, со своей матерью Марией Федоровной и супругой Александрой Федоровной. Посмотрев достаточно большое количество работ этого автора, я понял, что это не копия, а авторский вариант. У немцев довольно подробно издано собрание предметов искусства, пропавших во время войны. Благодаря изучению этих каталогов удалось найти много интересного.
Или вот другой пример. Регулярно случается, что на европейских аукционах русскую кириллическую подпись, не очень четко поставленную, пытаются прочитать латиницей и придумывают какие-то несуразные фамилии. Благодаря этому не так давно я купил замечательный акварельный «Портрет неизвестной дамы» Петра Соколова. Он подписной, но французы, которые его продавали, не обратили внимание на то, что подпись сделана по-русски.
Личность изображенной дамы выяснить удалось?
С дамами это сложно, если только не найдется авторский повтор или копия с подписанным именем на обороте. В начале XIX века художники рисовали не точный портрет, а некое собственное представление о женской красоте. Поэтому дама, написанная в одно и то же время Гау и Соколовым, может выглядеть на этих портретах по-разному и совершенно не похоже на саму себя. В отличие от мужских портретов, где помогают форма, ордена и прочие отличительные признаки, на женских редко есть, за что зацепиться, — не так много дам были фрейлинами и имели орден святой Екатерины, так что приходится ориентироваться на известные атрибутированные повторы.
С портретом связан один из собирательских предрассудков — якобы приносишь домой изображения чужих людей с неизвестной судьбой и энергетикой. Но для вас это одна из основных тем коллекционирования. Чем портрет для вас интересен?
Я стараюсь, чтобы в портрете, который останется в моей коллекции, пересекалось два фактора: первый — интересное с исторической точки зрения лицо, причем не обязательно, чтобы это был знаменитый человек, но какая-то биография у него, как правило, есть, и второй важный фактор — художественное качество. Провинциальные портреты, в которых тоже есть свое обаяние, я уже перерос. Сейчас я собираю портрет в основном XVIII — начала XIX века, преимущественно русский, но иногда расширяю коллекцию в другие стороны. Например, когда мне показалось, что уже достаточно собран русский портрет этого периода, мне захотелось объединить его с европейским портретом того же времени, и я купил несколько хороших английских работ рубежа XVIII–XIX веков — Лоуренса, Рейнолдса. Вместе это смотрится уже совсем по-другому — когда рядом с Боровиковским висит Лоуренс, причем Боровиковский совершенно ему не проигрывает в мастерстве, это приятно. В области графики я попытался расширить собрание в сторону ХХ века — например, купил портрет барона Нольде Константина Сомова, поскольку он отчасти придерживался традиции пастельного портрета XVIII–XIX веков, которого у меня много. Захотелось показать развитие во временной перспективе.
Вы много участвуете в выставках. Для вас почему так важно публично показывать свою коллекцию?
На мой взгляд, один из принципов коллекционирования заключается в том, чтобы не просто обладать вещью, но еще ей хвастаться. Если ты заполучил что-то действительно ценное, хочется этим поделиться с другими специалистами, знатоками, собирателями. Это и некая проверка качества собрания — какую оценку получит та или иная вещь или коллекционерская концепция, как будут твои вещи смотреться на фоне музейных экспонатов, не будут ли они проигрывать. Если будут — это повод задуматься, то ли ты собираешь. Для меня выставки — это еще и большое подспорье в смысле хранения коллекции. В квартире и офисе места катастрофически не хватает.
И как проходит проверка, споры с музейными специалистами случаются?
Естественно, в любой коллекции есть вещи спорные или те, в которых ты сам еще не разобрался. Но я такие работы стараюсь не выставлять, пока у меня самого не сложится четкое понимание ее ценности и места в контексте русской истории и культуры. Обычно с музеями мы совпадаем. Видимо, в этом и есть залог нашего продолжительного сотрудничества.
Влияют ли выставки в музеях и изданные каталоги на капитализацию коллекции?
Я думаю, да, но не столько на стоимость, поскольку она складывается из большого количества разных факторов, сколько на значимость и ценность. Коллекция, которая показана, например, в Лувре, безусловно более интересна, чем коллекция, показанная в частной галерее Вышнего Волочка. Но это, повторюсь, вопрос ценности, а не стоимости.
Но если коллекция будет выставлена на продажу, это же и на цену повлияет?
Повлияет, но не напрямую — Малевич что выставлявшийся в Лувре, что не выставлявшийся, если у него понятный провенанс и нет сомнений в подлинности, будет стоить своих денег. Но когда нужно заинтересовать покупателя, склонить его к покупке, выставка может повлиять на его решение. Возможно, кто-то не предполагал, что можно собирать африканскую скульптуру, но, посмотрев выставку в Пушкинском музее, задумается об этом.
Вы занимаетесь изданием сборников по иконографии портрета. На кого они рассчитаны?
На любого, кто интересуется русским портретом — и как собиратель, и как исследователь. Когда мы с коллегами задумывали первый сборник, были уверены, что круг любителей портрета достаточно узок. Но когда сборник вышел в свет, выяснилось, что портретом интересуется большое количество людей и с большим или меньшим профессионализмом его изучают. Кто-то занимается этим наивно и по-любительски, а кто-то, даже несмотря на отсутствие профильного образования, достиг серьезных высот. Цель сборника — максимально полная публикация русского портрета из самых разных собраний: музейных, частных, русских, зарубежных. За последние пару лет мы опубликовали больше портретов русских художников XIX века, нежели было известно музейному сообществу все предыдущие годы. Иногда удается найти целые родовые коллекции, как ни странно, сохранившиеся с XIX века. Такая история была с портретами Ушаковых — в семье хранились портреты родственников с конца XVIII века. Коллекция попала на венский аукцион, а мы ее обрабатывали, изучали и публиковали. В ней обнаружились хорошие работы Тимофея Неффа, Ивана Макарова, Карла Гампельна, которые имеют историческую ценность и интересны с художественной точки зрения.
Сколько всего будет сборников?
Это невозможно предсказать и ограничить. Сейчас мы с нашим иконографическим комитетом готовим шестой, предыдущий был презентован весной на «Интермузее» и целиком посвящен коллекции портретной живописи Центрального военно-морского музея в Петербурге. Портрет — тема неисчерпаемая.
В основном в сборниках неопубликованные вещи?
Либо опубликованные с неправильной атрибуцией. Как раз вторая сфера деятельности нашего комитета — приведение в порядок уже существующих знаний о портрете. Причем это касается не только частных собраний, но и музейных.
Музеи прислушиваются?
Если честно, по-разному. Некоторые делают вид, что ничего не замечают. Центральный военно-морской музей был заинтересован в выходе этого каталога, и при его издании было переатрибутировано большое количество работ из их собрания. Специфика этой коллекции в том, что там по большей части собраны портреты адмиралов. У двух портретов, например, которые в 1920-е годы поступили в Морской музей из Кадетского корпуса, были перепутаны подписи — один адмирал выставлялся под именем другого. Оказалась банальная путаница при перевозке. Теперь музей внесет эти и другие исправления и в свой этикетаж, и в последующие публикации.
Есть ли у вас собственный рецепт формирования коллекционерского вкуса?
Вкус — категория сложная. Иногда бывает, что он либо есть, либо нет, равно как и возможность отличать настоящие вещи от фальшивых. В советское время у коллекционеров был термин «свиной глаз» — его применяли к человеку, который сколько ни смотрит, всё равно не отличает хорошее от плохого. На самом деле нужно постоянно находиться в контексте интересующей тебя темы и обязательно смотреть, что происходит в темах сопредельных. Чем больше смотришь, тем больше шансов, что твое собрание будет интересным и качественным.