Бюрo SPEECH зa пoслeдниe нeскoлькo лeт прeврaтилoсь в сaмoгo aктивнoгo игрoкa нa рoссийскoм рынкe aрxитeктурнoгo прoeктирoвaния: в пoртфeлe кoмпaнии дeсятки жилыx кoмплeксoв и бизнeс-цeнтрoв, нoвoe здaниe Третьяковской галереи на Кадашевской набережной в Москве, административный и общественно-деловой комплекс «Невская ратуша» в Санкт-Петербурге. Основатель бюро Сергей Чобан рассказал в интервью ARTANDHOUSES о меняющемся спросе на архитектуру, демократии бизнеса, а также о своих выставочных проектах и коллекции архитектурной графики.

В последние годы вы в основном работаете в России, и о ваших зарубежных проектах слышно мало. Они есть?

Конечно! В прошлом году, например, на Всемирном архитектурном фестивале я представлял четыре проекта, и только один из них был российским, тогда как три остальных были реализованы моим берлинским офисом: от SPEECH в шорт-лист фестиваля вышла инсталляция «CityDNA», а от Tchoban Voss Architekten — энергоэффективный жилой дом на Акерштрассе в Берлине, здание церкви в Гётшендорфе и офисный комплекс Tuchfabrik, ревитализация фабричного здания 1960-х годов. В моем берлинском офисе работает около 70 сотрудников. Сейчас мы заканчиваем, например, строительство офисного здания во Фридрихсхайне и жилого дома в Митте, одном из центральных районов Берлина. Есть у нас и проекты, связанные с комплексной реорганизацией среды — например, жилой район в Потсдаме, который реализуется недалеко от церкви Святого Николая, построенной по проекту Карла Фридриха Шинкеля.

У больших архитекторов обычно не принято работать с частными заказчиками, которые просят построить загородный дом. Но некоторые ваши коллеги видят в этом редкую возможность воплотить в жизнь самые безумные идеи, на которые не соглашаются крупные заказчики. У вас такие проекты есть?

Частных заказов за всю жизнь у меня было три или четыре, как раз сейчас я заканчиваю один частный жилой дом в Берлине. Их заказчиками, как правило, выступают очень близкие друзья или люди, с которыми я давно работаю и которые хотят, чтобы я помог им воплотить дом мечты. Да, с профессиональной точки зрения это очень интересно, потому что такие дома — всегда что-то очень индивидуальное, сложное, небанальное. При этом, конечно, я стараюсь себя не ломать и не делать того, что мне кажется неверным с точки зрения архитектурного языка.

Жилой комплекс Wine House (совместно с ТПО «Резерв»), фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс Wine House (совместно с ТПО «Резерв»), фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс Wine House (совместно с ТПО «Резерв»), фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс Wine House (совместно с ТПО «Резерв»), фотографии Дмитрия Чебаненко

Этот язык сейчас как-то меняется?

Если отбросить всё, что связано с модой на экологичность и новыми технологиями, позволяющими применять традиционные материалы в новом качестве (прежде всего, дерево), то я бы сказал, что почти не меняется. Впрочем, следует признать, что архитектурный язык всегда менялся медленно. На мой взгляд, сейчас, когда мир развивается гораздо стремительнее, поиски новых материалов, форм, технологий могли бы продвигаться более быстрыми шагами. Но строительство — достаточно инертная сфера. Если посмотреть на исторические колебания от бионической архитектуры к брутализму и снова к свободным формам, а от них — обратно, к более архаичным, то сегодня мы находимся недалеко от тех поисков, которые велись нашими предшественниками в 1960-е годы.

Вам это нравится?

Трудно сказать. Архитектура сегодня находится на развилке. Есть два сценария ее дальнейшего развития. Первый, более, наверное, оптимистичный, сводится к тому, что архитектура будет всё же приобретать всё большую изобразительность, сложность поверхности. Это значит, что мы увидим новый виток интереса к материалам, деталям. Такой подход был бы особенно хорош для невыразительной с точки зрения внешней формы фоновой застройки, которая, как я писал в своей книге «30:70. Архитектура как баланс сил» (написана в соавторстве с Владимиром Седовым), составляет 70% городской среды. Но возможен и другой сценарий, когда архитектура как материальная, срежиссированная среда вообще перестанет интересовать людей, и города превратятся в случайные нагромождения разновеликих объектов.

Реконструкция Большой спортивной арены «Лужники», фотографии Ильи Иванова Реконструкция Большой спортивной арены «Лужники», фотографии Ильи Иванова Реконструкция Большой спортивной арены «Лужники», фотографии Ильи Иванова Реконструкция Большой спортивной арены «Лужники», фотографии Ильи Иванова

Разве это уже не происходит?

Отчасти. В прошлом году я читал лекцию в Лос-Анжелесе, и мне задали вопрос, зачем вообще думать о поверхности зданий, если люди, особенно молодое поколение, всё равно смотрят только в свои смартфоны. Действительно, людей всё меньше интересует материальное и всё больше — виртуальное. Если мы и дальше будем идти по этому пути, архитектуру ждут серьезные преобразования. Более того, мы вообще можем оказаться вне материального мира. Я не скажу, что это плохо, просто это другая реальность.

Следующая проблема — либерализация бизнеса, которая тоже очень сильно влияет на структуру наших городов. На лекции в Лондоне меня прямо спросили, как вообще можно говорить о каком-то срежиссированном пространстве, если у каждого есть возможность делать всё что угодно в любой точке города. Это и есть либерализация бизнеса в рамках городского пространства — везде возможно всё, что экономически оправданно. Типичный пример: сносится крошечное здание или парковка и на этом пятачке строится небоскреб. По этой схеме развиваются все крупные азиатские мегаполисы — Гонконг, Сингапур, Токио, а также такие города, как Нью-Йорк, Лондон. И вот мы уже читаем о первой высотке в центре Парижа, видим крупные высотные комплексы в Милане. Похожие процессы происходят и в Москве.

Отель Haytt Regency в составе комплекса ВТБ Арена Парк, фотографии Сергея Кротова Отель Haytt Regency в составе комплекса ВТБ Арена Парк, фотографии Сергея Кротова Отель Haytt Regency в составе комплекса ВТБ Арена Парк, фотографии Сергея Кротова Отель Haytt Regency в составе комплекса ВТБ Арена Парк, фотографии Сергея Кротова

Но это не значит, что так правильно.

Никто не знает, как правильно. Я, исходя из своего опыта и представлений о прекрасном, вижу это как негармоничную структуру, а наши потомки, возможно, вообще не будут воспринимать ее так. Потому что для них в принципе не будет критерия гармоничности, основанной на жесткой регуляции. Это просто другой взгляд, другая точка отсчета.

На первый взгляд, предложенная вами формула 30:70 выглядит чересчур оптимистично. Иконической застройки даже в Москве намного меньше, чем 30%.

Сегодня иконической застройки в Москве гораздо больше, чем 30%. Почти вся архитектура, которая сейчас создается, имеет претензию быть иконической. Но иконическое не значит хорошее, это значит шумное, кричащее. С каждым годом, даже месяцем, точка невозврата кажется всё более достигнутой. Например, когда я писал книгу, мне казалось, что эта точка еще далеко перед нами, а сейчас у меня ощущение, что мы в эту минуту ее проходим. И, может, через два года эта книга будет уже неактуальной — соотношение необратимо изменится, и европейский город как форма регуляции перестанет существовать.

Какой должна быть средовая архитектура, чтобы оказаться одинаково понятной и комфортной сегодня и через, скажем, сто лет?

Уверен, в первую очередь, она должна быть сомасштабной человеку, то есть иметь высоту шесть-семь этажей. Не менее важен и детально проработанный фасад, подчеркивающий структуру здания и его отдельных элементов. Конечно, важны и материалы, из которых этот фасад создается — они должны быть долговечными и красиво стареть, оставаясь привлекательными и через полвека, и через век. Повторюсь, все эти рассуждения актуальны, только если мы преследуем цель сохранить регулируемый город европейского типа со зданиями, призванными существовать многие годы. Это, как я уже сказал, не единственный, но близкий лично мне сценарий.

Жилой комплекс «Новый Зеленоград», фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс «Новый Зеленоград», фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс «Новый Зеленоград», фотографии Дмитрия Чебаненко Жилой комплекс «Новый Зеленоград», фотографии Дмитрия Чебаненко

У вас есть критическое отношение к своим старым проектам?

Конечно. Есть проекты, с которых я снял свое авторство, потому что они были сделаны вразрез с моим замыслом и потому не могут считаться авторскими.

Это не всегда вина архитектора.

Но всегда его ответственность. Соглашаясь на участие в проекте, всегда нужно трезво оценивать заказчика, проект, сроки строительства и многое другое. Ты должен понимать, что, например, нельзя выбирать слишком дорогие материалы, потому что их всё равно заменят. Есть вторая группа проектов, где просто что-то не удалось: подкачало качество материалов, объемно-пространственных решений. Наконец, есть вещи, которые ты как архитектор перерастаешь и с годами по-другому оцениваешь. Но, как ни банально это звучит, мне дорог каждый мой проект. Он может быть более удачным, менее удачным, но я всегда точно знаю, почему он таким получился.

Часто ли приходится идти на компромиссы?

Чаще, чем хотелось бы. Для того чтобы переживать это наименее болезненно, всегда нужно помнить, что твой взгляд на вещи не является единственно верным. Это и есть основа любого компромисса. В нашей профессии, когда ты проектируешь не на свои деньги, не на своей земле и не для себя, это необходимо понимать.

Музей архитектурного рисунка в Берлине © Patricia ParinejadМузей архитектурного рисунка в БерлинеМузей архитектурного рисунка в БерлинеМузей архитектурного рисунка в Берлине

Архитектор всегда может выбрать — браться ему за сомнительный проект или нет. В конце концов, это вопрос репутации.

Отказаться можно, но кто будет этим заниматься? Возможно тот, кто не обладает соответствующей квалификацией. Я ею обладаю и считаю себя вправе решать не только простые задачи. Архитектор, как и врач, должен найти наилучшее решение, даже если анамнез очень тяжелый. Архитектор — это человек, которого приглашают, чтобы он в рамках существующего строительного права нашел наилучшее решение. Лично я всегда борюсь именно за это.

Много лет вы собираете коллекцию архитектурного рисунка. Что она собой представляет?

Коллекция, которую я собираю, делится на две части — мою личную и ту, что я передал основанному мной благотворительному Фонду архитектурного рисунка. Фонд сконцентрировался на произведениях XX–XXI веков, тогда как моя коллекция охватывает архитектурную графику XVII — начала ХХ века. Работы покупаю в основном у дилеров из Франции, Великобритании, реже — Германии.

За последние пару лет у вас было много выставочных проектов в России и за рубежом. Кажется, вам сейчас интереснее заниматься именно ими. Это иллюзия?

Да, таких проектов много, но не сказал бы, что они в центре моей работы. Архитектурному проектирование я посвящаю в разы больше времени и сил.

Выставка «Вечный Рим» в Государственной Третьяковской галерее, дизайн экспозиции Сергей Чобан и Агния Стерлигова, фотографии Ильи ИвановаВыставка «Вечный Рим» в Государственной Третьяковской галерее, дизайн экспозиции Сергей Чобан и Агния Стерлигова, фотографии Ильи ИвановаВыставка «Вечный Рим» в Государственной Третьяковской галерее, дизайн экспозиции Сергей Чобан и Агния Стерлигова, фотографии Ильи ИвановаВыставка «Вечный Рим» в Государственной Третьяковской галерее, дизайн экспозиции Сергей Чобан и Агния Стерлигова, фотографии Ильи Иванова

Какие выставки запланированы на ближайший год?

Как раз сейчас мы вместе с Агнией Стерлиговой (бюро Planet 9) делаем дизайн экспозиции для нового выставочного проекта в Музеях Ватикана. Выставка должна открыться в конце этого года. Пока могу лишь рассказать, что выставка будет проводиться в новом экспозиционном пространстве, и для меня это всегда очень интересная задача — придумать сценарий размещения артефактов в не самых привычных для этого условиях. Например, если зал имеет сложную форму или криволинейные очертания, как это было в случае с новой постоянной экспозицией музея «Новый Иерусалим».

Открывшаяся в прошлом году постоянная экспозиция в музейном комплексе «Новый Иерусалим» не первый ваш совместный проект с Агнией Стерлиговой. Чем объясняется такой выбор — работа в тандеме?

Делать одновременно сразу несколько проектов достаточно трудно, особенно если речь идет о проектах разного масштаба и разной тематики, поэтому я всегда стараюсь работать именно в тандеме. С работой Агнии как архитектора я познакомился в 2012 году, когда она была частью нашей команды, готовившей экспозицию Российского павильона на Венецианской биеннале. Сразу было понятно, что это очень талантливый человек с собственным видением пространства, света, гармонии. С тех пор мы сделали вместе много выставок. Сегодня у Агнии уже собственный офис Planet 9, который специализируется также и на выставочном дизайне. Наши совместные проекты важны для меня: во-первых, это очень плодотворный обмен информацией и идеями, во-вторых, мне трудно в одиночку отслеживать реализацию всех деталей. Впрочем, наш тандем с Агнией не единственный: например, у нас в бюро работает талантливый архитектор Андрей Перлич, с которым мы уже не первый год делаем выставочные проекты, в том числе в рамках «Арх Москвы».

Новая постоянная экспозиция музея «Новый Иерусалим» (совместно с Агнией Стерлиговой, Planet 9), фотографии Ильи Иванова Новая постоянная экспозиция музея «Новый Иерусалим» (совместно с Агнией Стерлиговой, Planet 9), фотографии Ильи Иванова Новая постоянная экспозиция музея «Новый Иерусалим» (совместно с Агнией Стерлиговой, Planet 9), фотографии Ильи Иванова Новая постоянная экспозиция музея «Новый Иерусалим» (совместно с Агнией Стерлиговой, Planet 9), фотографии Ильи Иванова

Есть какие-то темы или сюжеты, которые хотелось бы развить в будущих выставках?

Идеи для выставок всегда возникают в диалоге с музеями, часто это предложения кураторов, на которые я с удовольствием откликаюсь. Пожалуй, сейчас для меня интереснее всего выставки, связанные с дальнейшим развитием Фонда и Музея архитектурного рисунка, работающего в Берлине с лета 2013 года. В ближайшие годы, например, там пройдут персональные выставки Алвару Сизы, Тома Мейна, выставка из франкфуртского Музея кинематографии, посвященная проектам декораций для фильмов 1920-х годов. Часть проектов реализуется и на площадках других музеев — в ноябре прошлого года, например, по инициативе куратора Жан-Луи Коэна в парижской École des Beaux-Arts прошла выставка «Архитектура русского авангарда».