Гaлeрeя Мaрины Гисич нa Фoнтaнкe oднa из пeрвыx, oткрывшиxся в Сaнкт-Пeтeрбургe, и в oблaсти сoврeмeннoгo искусствa, бeз сoмнeния, oднa сaмыx кoммeрчeски успeшныx.
Бывшaя спортсменка, автодидакт, Гисич смогла выстроить процветающий арт-бизнес с нуля. Галерея представляет преимущественно петербургских живописцев, реализует совместные проекты с крупнейшими музеями и фондами, участвует в авторитетных ярмарках. Четвертого декабря стенд галереи можно будет найти на ярмарке Art Miami.
Но Марине этого мало. К деятельности преуспевающего галериста она добавляет собственные проекты в области интерьера и открывает дизайн-студию. И теперь щедро делится секретами успеха с ARTANDHOUSES.
Расскажите, как вы пришли в галерейный бизнес?
Из спорта. Пятнадцать лет занималась художественной гимнастикой, была в сборной олимпийского резерва, шестикратной чемпионкой Красноярского края. Но чтобы попасть в сборную России, надо быть в шестерке сильнейших гимнасток, что, живя в Красноярске, практически нереально сделать. Такова данность, вовсе не означавшая, что я не могла бы расти и быть полезной в другой сфере.
И вы занялись дизайном интерьера?
Нет, дизайн возник позже. До этого произошло знакомство с будущим мужем, человеком великолепной культуры и знаний, имеющим ученую степень доктора искусствоведения. Благодаря Жану очень многое в моей жизни открылось впервые.
Например, искусство?
Сохранилось видео, его снял Жан в год, когда мы впервые вместе поехали в Нью-Йорк. Я бегаю по залам МoМА от одной известнейшей работы Матисса или Сезанна к другой и каждый раз спрашиваю: «Это кто?»
Выходит, именно муж — он француз и сейчас занимается банковским делом — вдохновил вас на открытие галереи?
Француз, да. И он стал для меня тем, кто, не унижая и не поучая, как иные мужья или учителя, очень легко и не назидательно приоткрыл дверь в интереснейший мир, в котором жизнь проходила без меня. Я осознавала, что даже если не смогу пробежать дистанцию, то каким-то образом должна сократить расстояние.
Наверное, это путь многих девушек, приходящих в искусство. Для одних это смена обстановки, для других — пролонгация семейных возможностей или счастливая звезда, как в моем случае.
Вы уже тогда начинали что-то коллекционировать?
Мой выбор был примитивнейший. В основном показатель моей безграмотности — всё декоративно, аляписто, поверхностно. Сегодня, имея опыт, советую коллекционерам: «Если вы в силу разных причин далеки от искусства, не надо менять деньги на свой вкус. Потом не будете знать, что со всем этим делать». У меня сегодня осталось, может, процентов десять вещей, которые я тогда покупала.
Салон?
Отчасти. Хотя в то время — время Тимура Новикова, групп некрореалистов, «Новых тупых» и др. — можно было подняться на совершенно другой уровень. Но я увидела только то, что лежало на поверхности. Хорошее искусство, оно же о себе не заявляет. Оно должно тебя к себе допустить.
Всё же надо иметь амбиции, чтобы начать галерейный бизнес выставкой в Париже.
Хотелось сразу покорить мир. Не с Петербурга же начинать! (Смеется.) Говорю мужу: «Жан, хочу сделать выставку в Париже». — «Сколько стоит проект?» — «Двадцать тысяч долларов». — «Держи двадцать тысяч». В 1997 году это были, между прочим, огромные деньги. Можно было купить две двухкомнатные квартиры.
Кого вы показывали?
Ленинградских художников — Глеба Богомолова, Александра Герасимова, Валерия Лукку. Уже соображала, что тут нужен хороший куратор, но до сих пор не понимаю, как Михаил Юрьевич Герман, выдающийся искусствовед, тогда согласился для меня, 24-летней девушки, ничего не смыслящей в искусстве, написать статью. Он вообще очень многое в моей голове запустил в правильном направлении. Итак, у меня есть три художника, арт-критик, и мы красиво выезжаем в Париж. Искусство везем с собой. С реальностью пришлось столкнуться уже в аэропорту. Из-за недостатка пассажиров самолет с ТУ-154 поменяли на ТУ-134 с другой диагональю двери. Крупные работы пришлось вынимать из подрамников. Это была первая пощечина.
Удалось ли что-то продать тогда?
Нет, конечно. Глобально иначе и быть и могло. Мы сняли галерею недалеко от Бастилии. Собрали публику на вернисаж, конечно, благодаря друзьям Жана. Месяц я там отработала. Снобский Париж тогда уже «переел» русского искусства. Я же получила жесточайшую прививку. Двадцать тысяч ушло. Жан был бы очень доволен, если бы я с этой истории свалила, сидела бы дома и пила с подружками чай.
Но такой поворот событий явно не для спортсменки Гисич…
Да, я упертая и прошла путь до конца. Ничего не смысля в галерейном деле, отправилась учиться на курсы в Эрмитаж, параллельно брала уроки истории искусства у Михаила Германа, истории фотографии — у Алексея Логинова в Москве. Из таких вот кирпичиков пыталась построить здание. Но ты можешь владеть фантастическими знаниями, но, если толком не знаешь, чем занимаешься, в арт-бизнесе тебе делать нечего.
Бесконечно благодарна всем, кто помогал. Никогда, например, не забуду, как в Москве зашла в галерею к Лене Селиной. А я вообще тогда не понимала, кто такая эта Лена Селина. Под потолком висело какое-то бревно. Извините, говорю, это у вас что, смена экспозиции? Селиной бы послать меня: мол, идите отсюда, девушка, в салон напротив. Она же прекрасно видела, как далека была я от того, чем она занималась. Нет же, Лена два часа со мной разговаривает, да еще дает с собой чемодан каталогов.
В каком году вы открыли галерею?
В 2000-м. Галерей в Петербурге тогда почти не было совсем. «Московские» были старше нас, может, лет на пять.
В этот момент, кстати, я и начала заниматься дизайном. Сперва сделала интерьер для себя, оформила собственное галерейное пространство на Фонтанке 121, потом появились первые заказчики. Тут не могу не поблагодарить Лину Перлову, владелицу «Галереи дизайна Bulthaup», которая два года со мной возилась, погружая во все секреты профессии. С тех пор у меня две «пассии»: в одной могу творить, в другой работать. Но искусство превыше всего. Дизайном зарабатываю деньги, которые инвестирую в искусство.
А муж разве не помогает вашему бизнесу?
У нас с ним был договор: он тогда потратил двадцать тысяч, я попробовала, теперь плыву сама.
Расскажите тогда о первых выставках галереи Марины Гисич.
На первые проекты привлекала кураторов. Художник Дима Виленский, помимо себя, пригласил Керима Рагимова, Глюклю и Цаплю, Сергея Денисова. Это была выставка «Sweet Dreams are Made of This». Олеся Туркина в 2001 году курировала проект «О спорт, ты мир» с участием Алексея Беляева-Гинтовта, Андрея Молодкина и Глеба Косорукова.
Серьезные все имена.
Но на московских ярмарках меня никто особенно не ждал, пока в 2004 году на «Арт Москве» я, дебютантка, не продала Керима Рагимова Фрэнку Коэну, одному из топовых английских коллекционеров. История случайностей идет в череде событий.
Как вы охарактеризуете то направление искусства, которое представляете?
Никогда не могу ответить на этот вопрос. Не люблю заковывать себя в определенные рамки. Для меня важно, чтобы художник был со мной «в одной атмосфере». Я должна понимать, что в этой профессии он не случайно и дорожит тем, что делает в искусстве. Такой Виталий Пушницкий, с которым мы работаем уже двенадцать, кажется, лет. Кирилл Чёлушкин, Керим Рагимов, Семен Мотолянец. Глеб Богомолов, художник, с которого я начинала свою галерейную практику и чью персоналку в Русском музее устраивала, когда моим детям-двойняшкам не было и двух месяцев.
Выставку воронежского художника Ивана Горшкова ваша галерея проводила еще два года назад, и вот только что по версии ярмарки Cosmoscow он стал художником года.
Да, работаем на опережение. Берем в команду художников из нового поколения, уже побывавших «в инновациях, в Кандинских». Я инвестирую в их проекты и помогаю себя реализовать.
Также вы представляете очень популярную сегодня Таню Ахметгалиеву.
Таня, кстати, не моя художница. Ее представляет финская галерея Forsblom, и я, даже если оплатила продакшн, с каждой проданной работы плачу «оброк». В нашем бизнесе самое главное — репутация, репутация и еще раз репутация. Последние четыре года я получаю отличных коллекционеров не потому, что у галереи такие хорошие художники, просто профессионально веду свою работу.
Есть такое понятие, как материнская галерея, она диктует условия. Если мы к этому не готовы, значит, не надо выходить на рынок. Смотрите искусство в мастерской, но купить его можно только в галерее. К примеру, я продаю работу за тридцать тысяч, и это является ценой. Если коллекционер идет к художнику домой и покупает работу за десять тысяч, значит, то, что я продала за тридцать, ценой не является. Коллекционер вправе отдать мне работу назад и вернуть деньги. Это очень серьезный вопрос.
Вы участвуете в ARCO, и ваша галерея единственная из России, присутствующая на ярмарке Art Miami, и уже не в первый раз. Насколько успешным был прошлый год в Америке?
Участие в этой ярмарке — гигантская победа. Надо было пройти круглый стол, доказать комиссии, что то, что ты представляешь, — хорошее искусство. В прошлый раз мы показывали Керима Рагимова, Кирилла Чёлушкина, Григория Майофиса и Марину Алексееву. Вышли в ноль, совершив две сделки. В этом году нас пригласили сами организаторы, но особо радужных надежд на успех нет. Искусство зависимо от политической ситуации. Кроме того, мы со своей живописью, причем крупноформатной, смотримся не то чтобы в локомотиве. Хотя во многих важных галереях Америки сейчас появляется очень качественная реалистическая живопись.
Марина, а как обстоят дела с вашей личной коллекцией?
Искусством в нашей семье владеет муж. Я всегда покупаю работы ему в подарок. Так что у него есть Пушницкий, Керим Рагимов, Петр Белый, Богомолов, Надя Зубарева, Семен Мотолянец, Евгений Юфит, Кирилл Чёлушкин.
Коллекция — гигантская зона внутри нашего жилого пространства, куда я приглашаю гостей и показываю, как можно комфортно жить с современным искусством. Насильственная, можно сказать, пропаганда или погружение человека в собственную среду. И чувствую, что это работает. Каждый год на моем «дереве» вырастает новая веточка. И каждая приносит новую веточку.
Вы человек не по-питерски повышенной стремительности. Наверняка у вас уже сверстаны планы на будущий, и не только, год.
Я, как вы знаете, спортсмен. И дружу с коллегами. Среди моих клиентов немало футболистов из команды «Зенит», собирающих современных художников. К будущему году мы готовим выставку коллекции «Зенита». Этого еще не делал никто. Попробуем повлиять на имидж футбола, инвестирующего деньги в искусство.
Следующий мой шаг — попытка приучить коллекционеров дарить искусство в музеи. Если мы не зафиксируем какие-то важные работы наших художников, то потеряем их навсегда.