В Трeтьякoвскoй гaлeрee прoxoдит выстaвкa «Лeoнид Сoкoв. Нeзaбывaeмыe встрeчи», приурoчeннaя к 75-летию художника, скульптора, яркого представителя направления соц-арт.
Спецпроект Сокова далек от традиционного монографического формата: работы мастера рассредоточены по восьми залам (ранний авангард и социалистический реализм) постоянной экспозиции «Искусство ХХ века». Леонид Соков прямо на выставке объяснил ARTANDHOUSES, почему «Незабываемые встречи» не «интервенция» в музейное пространство, но попытка диалога с художниками, оказавшими особенное влияние на его собственное творчество.
В дополнение к постоянной экспозиции из запасников извлекли работы скульпторов Василия Ватагина, Дмитрия Цаплина, рядом с которыми я вижу ваши работы. Значит, вы должны были тоже стать анималистом?
Жаль, кстати, что в искусствоведении существует мнение, будто Ватагин и Цаплин просто рисовальщики зверушек. Да, все думали, что я буду продолжателем великих анималистов. Животных рисовал еще в МСХШ, художественной школе, когда мне было 14-15 лет. В зоопарк ходил, пытаясь ухватить характерные черты живой натуры. Позже, уже в Строгановке, стал работать с деревом, отливал из гарта. Это такой типографский сплав. Году в 1965-м взялся изучать духовное влияние на русскую скульптуру народов северной Сибири, язычества, шаманов. Ведь шаман, он был и кузнецом, и художником. У всех северных народов существовал культ медведя, медвежий праздник. Прошло столько времени, а медведь и сегодня один из самых узнаваемых символов России.
Вот откуда «Витрувианский медведь», эмблема вашего проекта?
Медведь занял место идеальной человеческой фигуры в «Витрувианском человеке» Леонардо да Винчи.
А что было после окончания института?
Когда окончил Строгановку, чтобы не пачкаться Лениным, стал анималистом. Пошел работать на скульптурный комбинат и стал лепить козлов. Типовых. Их размножали и ставили на детские площадки в парках. Меня все уважали. Это давало свободу.
Как Булатов и Кабаков в то же, советское время, занимались детской иллюстрацией…
Ну да, они этим зарабатывали.
Как долго вы занимались козлами?
До отъезда. В 1979 году я уехал в США. Я был членом скульптурной секции МОСХа, но меня сразу оттуда исключили.
Расскажите, в чем идея выставки?
Идея — рефлексия по поводу культурных слоев, авангарда, советского искусства. Надо время от времени перетряхивать культуру. Каждое поколение смотрит на свое наследие иначе, и культура таким образом обогащается. Художник всегда ведет внутренний диалог со своей культурой. Мне представился счастливый случай вести этот диалог своими работами, и я хочу, чтобы в него был включен и зритель. Экспозиция в Третьяковской галерее просто контекст, я же где-то ставлю ударение, запятую, где-то восклицательный знак, многоточие.
Начало диалога происходит в зале авангарда, рядом с работами Михаила Ларионова и Наталии Гончаровой. А тут, в разделе советского искусства, возле полотна Василия Ефанова «Незабываемая встреча», «запятая»?
Я поставил рядом свою работу 1994 года «Встреча двух скульптур. Ленин и Джакометти». «Шагающий человек», на мой взгляд, самая сильная модернистская вещь. Поэтому здесь встречаются два символа, два мифа, соцреализм и модернизм, а не просто Ленин и Джакометти. У русских два оригинальных явления — авангард и соц-арт. Всё остальное привнесенное. Пожалуй, даже нет, только соц-арт. В другом месте это явление само по себе было невозможным.
Соц-арт часто сравнивают с поп-артом.
Если русские будут создавать собственные идеи, их не станут ни с кем сравнивать. Надо иметь собственную культуру, тогда будешь сильным и оригинальным. Вот соц-арт считается издевательством, стебом даже. На самом деле так называемый героический соц-арт, то есть относящийся ко времени до 1986 года, был разрушением соцреализма, деконструкцией, что очень хорошо вписывается во все постмодернистские явления.
Вы всегда работаете с мифом, и ваш метод — это ироническая деконструкция привычных символов, знаков, клише.
Когда я работаю с мифом, стараюсь быть нейтральным, то есть почти на нуле. Самый большой миф XX века — это Сталин. Второй миф — Мэрилин Монро. Я их просто соединил. Еще одна работа в этом зале — где Сталин с трибуны выступает перед модернистской скульптурой. Опять символ соцреализма как нечто единое, перед которым, точно «мелочь пузатая», в миниатюре всё разнообразие модернистских языков — Генри Мур, Константин Бранкузи, Жак Липшиц, Ханс Арп и другие. Диалог диаметрально противоположных смысловых и пластических систем. Во дворе Третьяковки на Крымском валу стоит тоже символ эпохи — грузовик-полуторка, сделанный мной из дерева в натуральную величину, с гробом Малевича.
При этом в экспозиции есть нечто вроде биографического зала. Скульптура солдата — это же автопортрет?
Солдат на посту. Да, это я в армии. Первая отливка находится в парке скульптур в Прато, под Флоренцией. Остальные работы в этом зале я сделал специально для этой выставки: увеличенный текст заговора, который моя бабка — деревенская колдунья дала мне, когда я уходил в армию, письмо моей матери в Америку.
И опять возникает тема дерева…
Потому что нельзя Россию объяснить только поп-артом. У нее другая мифология. И главный материал России — это дерево. Если посмотреть на нее с высоты птичьего полета, то всё здесь просто плохо обработанное дерево. Вся Россия — это страна красивых, но недоделанных идей. Вот Летатлин, красиво сделано, но не полетел. Рефлексирующий народ, и культура рефлексирующая. Я всегда считал себя русским художником, хотя для заработка в Америке это было катастрофой. Как художник, я многое воспринимаю чуть быстрее, но не становлюсь в позу пророка или проповедника. Как говорил мой любимый писатель и философ Василий Розанов: «Я пришел в мир не для того, чтобы изменить что-то, но для того, чтобы видеть».
Над чем вы сейчас работаете?
Занимаюсь тем, что подсовывает мне жизнь, а не стремлюсь ловить отблески глянцевых журналов.