Кoллeкция искусствa бизнeсвумeн, кoллeкциoнeрa и мeцeнaтa, влaдeлицы мeждунaрoднoгo брeндa The Art Newspaper Инны Бaжeнoвoй извeстнa и в Рoссии, и зa рубeжoм. Прoизвeдeния искусствa из ee сoбрaния зaпрaшивaют нa выстaвки самые разные музеи всего мира, а в Москве их показывают регулярно — в пространстве открывшегося в 2014 году фонда IN ARTIBUS. В сентябре 2016 года картина «Розовый забор» Михаила Рогинского из собрания коллекционера перешла во владение Центра Помпиду — г-жа Баженова подарила ее Франции в рамках передачи в дар масштабной коллекции русского современного искусства знаменитому парижскому музею.
После открытия в Помпиду выставки-дара и персональной выставки Рогинского в московском IN ARTIBUS Инна Баженова рассказала ARTANDHOUSES о своем эклектичном собрании, принципах и ограничениях и о том, зачем коллекционеру газета.
Два года назад вы показывали большую выставку Михаила Рогинского в Венеции и совсем недавно подарили его «Розовый забор» Центру Помпиду, а теперь открыли выставку в Москве. Чем этот художник интересен вам лично?
Рогинским я заинтересовалась давно, но, пожалуй, ближе всего познакомилась с его творчеством в процессе подготовки большой выставки, которую мы делали в 2014 году во время Архитектурной биеннале в Венеции. На мой взгляд, из всех нонконформистов он выделяется тем, что тяготеет к традиции. Для меня Рогинский — это классическая живопись и в то же время совершенно независимая фигура. Человек, который раздражал систему и которого система выдавила из себя. Экспериментатор, который отказался от многих достижений и от довлеющего контекста нонконформизма и занялся исследованием искусства как такового.
«Розовый забор» для Помпиду выбрали вы или французские кураторы?
Это была одна из моих любимых работ в коллекции, и для меня это огромная жертва. К тому моменту, когда я его купила, у меня уже сложился пул поздних работ Рогинского, и ранняя работа 1960-х годов, такая как «Розовый забор», была совершенно необходима. Я искала ее целенаправленно и купила благодаря подсказке друзей, которые увидели ее на антикварном салоне. Конечно, это очень важная картина для моей коллекции, но она же была важна и для Помпиду — они тоже искали работы этого периода как наиболее ценного для рынка и для сегодняшнего искусствознания. Я предлагала кураторам несколько работ на выбор. Они взяли «Розовый забор» — работу знаковую, характерную для времени и для художника. И мне, с одной стороны, пришлось преодолевать свою коллекционерскую жадность, но, с другой стороны, было не стыдно ее предложить. Это жест, направленный на интеграцию российского искусства в европейский контекст, о чем сейчас много говорится и что я лично приветствую.
После венецианской выставки вы заметили какую-то положительную реакцию со стороны европейского арт-сообщества, удалось что-то изменить в восприятии художника?
Много заинтересованных отзывов было в немецкой и итальянской прессе. К нам обращались кураторы с вопросами, будет ли продолжение, и с готовностью участвовать в этой деятельности и дальше. Но здесь я не вольна единолично решать и планировать. Тем более было объявлено, что в ближайшее время выставку Рогинского собираются показать Третьяковская галерея и Московский музей современного искусства. Поэтому пока мы ждем этих выставок и надеемся, что они состоятся.
Жан Оноре Фрагонар
«Отдых на пути в Египет»
1755
Из коллекции Инны Баженовой
С чего началась ваша коллекция и как вы пришли к мысли собирать искусство? Вы были увлечены искусством в детстве?
К сожалению, в детстве я соприкасалась с искусством не больше, чем любой советский ребенок — через телевидение, музеи, школу, альбомы, которые были в семье, репродукции на стенах. Искусством я увлеклась, когда стала покупать работы для дома. Прошло некоторое время, года три-четыре, прежде чем это переросло в более-менее профессиональную страсть и осознанное формирование коллекции. Стал накапливаться багаж знаний и, главное, — ощущений. Каждая новая работа в коллекции вызывает новые ощущения, гораздо больше, чем могла бы, может быть, вызвать картина, увиденная в музее. Когда живешь с произведением, знакомишься с художником и его творчеством на совершенно другом уровне. Это более плотный эмоциональный контакт.
Вся ваша коллекция постоянно живет в интерьере или что-то находится в специальных хранилищах?
В интерьерах находятся только те работы, которые им соответствуют и которые можно хранить таким образом. Некоторые работы старых мастеров нуждаются в строгом соблюдении температурно-влажностного режима, и держать их дома невозможно. Кроме того, свое влияние оказывает закон о ввозе и вывозе произведений искусства. Раньше можно было оформить купленные в Европе вещи на временный ввоз, что для меня важно, поскольку я больше ориентируюсь на старое западноевропейское искусство, рынок которого сосредоточен в Европе. Сейчас закон о ввозе и вывозе ограничивает пребывание этих вещей здесь. Поэтому что-то находится в профессиональных хранилищах, что-то — в музеях на долговременных выставках. Например, Музей Дюссельдорфа на два года попросил у нас натюрморт Сурбарана. Две работы из коллекции активно путешествуют — «Портрет молодого человека» Сутина сейчас в Будапеште, и это третья его выставка, а женский портрет Мане участвует в выставке в Гамбурге. Меня радует, когда работы из коллекции путешествуют — они востребованы и живут своей жизнью, и заодно решается вопрос их хранения.
Жорж-Пьер Сёра
«Рабочие, забивающие сваи»
1882
Вы путешествуете вслед за ними?
Стараюсь. Не всегда получается приехать на открытие, но я стараюсь посещать те выставки, где представлены вещи из коллекции, потому что мне важно видеть, какое место в творчестве художника занимает та или иная работа, важно сравнить и, может быть, лучше почувствовать что-то.
Удается открывать для себя новые грани знакомых картин?
Конечно. Не всегда это что-то кардинально новое, но углубить свои знания и отточить ощущения каждый раз удается. Например, мне очень понравилась выставка Сера в музее Крёллер-Мюллер в Голландии. Это была большая ретроспектива, на которую у нас брали три живописных работы и один рисунок. Конечно, мне было интересно проследить за развитием творчества художника. Мой любимый эскиз к знаменитой работе Сера «Маяк в Онфлере» висел рядом с законченным вариантом. Мне было очень приятно их сравнить, поскольку, как вы понимаете, они крайне редко оказываются рядом на одной стене. При этом мой эскиз — живой, сделан по первому впечатлению, а большая работа на основе этого эскиза — аналитическая, жесткая, сухая, и, в общем-то, эскиз мне нравится больше. Конечно, я понимаю, насколько окончательный вариант ценнее, но это мои личные впечатления.
Каталонская школа
«Крещение Леонарда святым Ремигиусом»
XV век
У вас очень разнообразные интересы — старые мастера, импрессионисты, постимпрессионисты, советское искусство. Можете обозначить границы коллекции?
Очертить границы непросто. Изначально я заинтересовалась советским искусством. Потом стала собирать русскую живопись начала ХХ века. От нее было легко перейти к французам начала ХХ века, потому что московская школа в развитии колоризма переняла эстафету от парижской школы. На недавней выставке позднего Машкова мы как раз попытались продемонстрировать эту преемственность. Переход к французам открывает огромное поле для познания и коллекционирования, и дальше одно тянет за собой другое — например импрессионистов, которых у меня, к сожалению, пока совсем мало, поскольку они требуют гораздо больше финансовых возможностей. Тем не менее я надеюсь, что со временем этот пробел восполнится. Дальше вглубь времен — Франция XVIII века, Голландия XVII века и так далее. На этом рынке достаточно предложений, и даже не самый богатый коллекционер может позволить себе выбирать в соответствии со своими возможностями.
Можете назвать наиболее важные и знаковые для вас работы?
Безусловно, Сера, ряд французских работ XVIII века, таких как пасторали Буше и эскиз Фрагонара, голландская живопись XVII века, некоторые работы позднего Ренессанса. В коллекции есть работа, которую я покупала как произведение неизвестного автора. Но потом профессор из Барселоны атрибутировал ее как редкую работу очень важного каталонского мастера Гонсало Переса, и это оказалась неожиданно нашедшаяся девятая часть составного алтаря. Долгое время были известны только восемь, причем почти все они находятся в музеях. Такие бывают повороты.
Джованни Баттиста Пиранези
«Колодец» из серии «Темницы»
1749-1751
Вы коллекционируете только живопись?
Живопись, а также рисунки, графику, принты. Скульптуры у меня совсем немного, отдельные вещи — небольшие работы Генри Мура и Жана Арпа, средневековая французская скульптура, есть также древний китайский сосуд.
Как в вашем восприятии уживаются столь разные эпохи и национальные школы? Сурбаран, Сера, Машков, Вейсберг — это же очень разное искусство.
Прекрасно уживаются, более того, они все связаны внутренними законами живописи. Каждый из тех художников, которых вы назвали, занимался живописью и ставил перед собой преимущественно пластические задачи. Они интересовались искусством, в котором главное — цвет, форма, свет. В моей коллекции и вообще в искусстве меня интересуют в первую очередь преемственность и взаимосвязи, и все художники, которые занимались живописью как таковой, в итоге оказываются связаны внутренними законами. Ранний Вейсберг родствен позднему Машкову. Машков переварил голландскую, французскую живопись, то есть в Машкове присутствуют и Шарден, и импрессионисты, и Сезанн. В Вейсберге присутствует Машков. В Шардене много голландской живописи XVII века. Все они в итоге родственники.
Вы не думали открыть музей, чтобы наглядно показать свой подход и эту преемственность?
Для этого нужна более мощная коллекция. Сейчас еще рано, это мечта на будущее.
Мастер Сан-Миниато
«Мадонна с младенцем и Иоанн Креститель»
Как строится ваша работа с коллекцией?
Коллекционирование для меня — это процесс, и поскольку я человек любопытный, каждая новая работа открывает передо мной новые пласты знания, чувствования и даже общения. Поэтому я не представляю, как я могу этот процесс завершить и сказать, что вот теперь это цельная коллекция. Всё время остаются какие-то лакуны, начиная с импрессионистов и заканчивая многими другими периодами. Этот процесс постоянно втягивает меня в выставочную деятельность, обязывает общаться на новом уровне с музейными сотрудниками, кураторами. Всё это вместе вылилось в создание фонда In Artibus, который структурировал мою активность и позволил ряд проектов отделить от меня лично и передать профессиональной команде. Выставками, организацией научных конференций, исследовательской деятельностью, изданием книг занимается команда фонда, в которую входят кураторы, хранители, дизайнеры и так далее. Не могу не отметить и то, что эта же активная деятельность привела в итоге к изданию The Art Newspaper.
Вам случается расставаться с чем-то, продавать работы из своей коллекции?
Изредка я продаю работы, которые покупала в самом начале и которые могут быть изъяты без вреда для коллекции. Я не перестаю их любить, они мне не надоедают, но, тем не менее, я могу от них отказаться. Несколько ранних покупок сейчас находятся в известных московских собраниях, две работы купил у меня Пушкинский музей. Я совершенно спокойно могла бы их оставить у себя, но, с одной стороны, это почетно, с другой, конечно, собранию нужна ротация.
Восточная нидерландская школа
«Мадонна с младенцем»
Дуб
1500-1520
Вы страстный коллекционер? На аукционах бьетесь до последнего?
Я была страстным коллекционером до определенного предела. Но сейчас я знаю, что мне нужно, и пытаюсь свою страсть ограничивать. Конечно, на рынке всегда есть желанные вещи, всегда есть соблазн. Но я выбираю, что-то откладываю на потом и стараюсь подходить к покупкам рационально. И от этого меньше огорчаюсь, когда что-то купить не получается.
Раскройте секрет, какую сумму вы тратите ежегодно на пополнение коллекции?
В последнее время очень мало, практически ничего — отвлекает другая деятельность.
Вам принадлежит мировой бренд The Art Newspaper. Насколько я понимаю, это весьма хлопотное хозяйство и убыточный актив. Зачем он вам?
Когда бы я знала… Наверное, сначала это было просто увлечение. Когда я начинала коллекционировать, мне не хватало информации. Я не принадлежала к музейному сообществу, не была специалистом, но я искала актуальную информацию, касающуюся искусства, и очень мало ее находила. Я видела издания, посвященные современному искусству, либо академические труды. И я поняла, что не хватает профессионального издания на русском языке, которое снабжало бы нас актуальной информацией о рынке, выставках, событиях в области искусства. Так зародилась мысль о том, что хорошо бы запустить собственное издание. Прошло несколько лет, прежде чем эта идея получила конкретное воплощение. А спустя два года владелец всей сети The Art Newspaper обратился к нам с предложением принять от него эстафету, и так я стала издателем международной сети. Кстати сказать, интернациональная, англоязычная версия не убыточна.
Что она вам дает?
Пока что она дает большие возможности для получения информации и интеграции в европейское сообщество, связанное с искусством. Конечно, это огромная ответственность и забота. Мы ставим перед собой цель развить издание в цифровом пространстве, стать авторитетными не только на бумаге, но и в интернете. У нас есть определенная программа развития, но о ней можно будет поговорить, когда мы что-то реализуем.