Нeдaвнo «Гaрaж» oтмeтил гoд эпoxaльнoгo пeрeeздa в здaниe, рeкoнструирoвaннoe Рэмoм Кoлxaсoм, a 7 июля oткрыл выстaвку, aнaлoгoв кoтoрoй нe былo в нaшeй истoрии. Прoeкт «Единомышленники» показывает работы мировых звезд современного искусства, позаимствованные из частных российских коллекций, в осмыслении которых вместе с музейными кураторами приняли участие четыре человека с разными формами инвалидности.
Накануне открытия выставки ARTANDHOUSES встретился с директором музея Антоном Беловым, чтобы поговорить о важности инклюзии, его личной коллекции и будущих проектах.
Расскажите, что важного произошло за последний год?
Мы довольно долго жили в маленьком пространстве временного павильона Сигэру Бана, где не могли делать большие выставки, что, как мне кажется, было для Москвы большой потерей. Казалось, что «Гараж» отчасти умер. Но мы, как птица Феникс, возродились из пепла и предстали в новом обличье. За год у нас получилось развить инклюзивную программу, и выставка «Единомышленники» — подытог нашей деятельности в этой сфере. Мы обжили здание, наполнили его энергией, запустили все системы, поменяли шеф-повара, по-новому выстроили работу кафе и доделали Площадь искусств. Но главное, что случилось за год, — в «Гараж» стало приходить много людей. За год нас посетило более 538 тыс. человек, для нас это очень значимая цифра. Разумеется, до этого посещаемость постепенно увеличивалась год от года, но именно сейчас произошел резкий скачок практически вдвое.
Категории посетителей изменились?
К нам приходит много людей с инвалидностью, причем не только в рамках специально организованных для них экскурсий, но и сами. Мы создали такую среду, которая позволяет людям с инвалидностью по слуху приходить без сопровождения. Служба безопасности на жестовом языке просит открыть рюкзак, в кассе жестами показывают, что у них бесплатный билет, выдают навигационные карты. Они чувствуют себя абсолютно счастливыми, и я считаю, что, даже если бы мы не сделали ничего другого, одного этого было бы достаточно, чтобы сказать, что я что-то сделал важное.
Все сотрудники «Гаража» владеют жестовым языком?
Все, кому по работе приходится коммуницировать с аудиторией, обучались и владеют необходимым минимумом. Также у нас есть экскурсоводы, которые ведут на жестовом языке экскурсии. В процессе работы мы столкнулись с нехваткой жестов, обозначающих искусствоведческие термины, — поп-арт, концептуализм и так далее. Объясняя выставки, мы ввели несколько жестов и потом увидели, что те, кто был на этих экскурсиях, стали их использовать. Сейчас мы серьезно с этим работаем, и, если тридцать шесть новых жестов пройдут экспертизу, они будут официально введены в язык. Надеюсь, к концу года мы запустим первый словарь новых жестов и будем развивать его дальше.
Кто еще стал приходить в «Гараж»?
Еще одна категория — люди «третьего возраста», для которых мы запустили программу с центрами социального обслуживания. Оказалось, есть активисты среди молодежи, которые берут шефство над пенсионерами. Когда мы отмечали год, 10 июня, я вручал подарок первому посетителю «Гаража» в этот день. Мы специально это не анонсировали, чтобы не создавать ажиотаж. И вот я вижу, что первой в двери заходит девушка, которая начинает кричать: «Филипп Макарыч, Филипп Макарыч, вам прямо, теперь налево», а следом заходит толпа пенсионеров, и выясняется, что это ее подшефные, которых она водит на экскурсии, и в «Гараж» они пришли уже не первый раз. Конечно, молодежь — это ядро наших посетителей, но очень здорово, что люди «третьего возраста» — самая активная часть общества во всем мире, которая посещает все музеи, потому что у них много свободного времени и они максимально погружены в культуру, — втягиваются в этот процесс.
Как люди «третьего возраста», обычно консервативно настроенные, воспринимают актуальное искусство?
Для меня было удивительно, что их уровень толерантности гораздо выше, чем у молодежи. Они понимают, что они из другого времени, это совершенно новая эпоха, и они готовы ее если не понимать, то принимать. Они очень внимательно слушают, вникают, пытаются извлечь что-то для себя. Кроме того, москвичи часто вспоминают, как они приходили в это здание в 1970-е, когда здесь был ресторан, гуляли по парку. Один серьезный коллекционер рассказывал мне, что в свое время выпил здесь на спор двенадцать литров пива, у кого-то было свидание, кто-то познакомился здесь с женой. Разве это не здорово?
Расскажите подробнее о вашей инклюзивной программе.
Советское общество выживало всех людей с отклонением от нормы, и инвалиды были первыми — их выселяли, не выпускали из дома, не создавали условий. Официально было запрещено развитие жестового языка — Сталин назвал его «обезьяньим» языком, и на нем было запрещено разговаривать. Нам нужна инклюзия не столько людей с инвалидностью в наше общество, сколько нас — в их сообщество. Одна из кураторов выставки «Единомышленники», Елизавета Морозова, человек с синдромом Аспергера, стоит на том, что музей должен стать понятнее и ближе обычному человеку, не только аутисту. Четыре человека с инвалидностью в «Единомышленниках» — полноценные сокураторы, эксперты, соавторы проекта, и мы готовы прислушиваться к их мнению. Мы также работаем с людьми с разными формами инвалидности по зрению и начали разрабатывать тактильные модели под все выставки. Нас в этом поддерживает фонд Алишера Усманова «Искусство, наука и спорт».
Мы стараемся внедрять новые технологии. Например, существуют уже 3D-очки с дополненной реальностью, куда вставляется специальный монитор, который делает возможным сорокакратное увеличение, и, стоя у картины, можно ее приблизить и рассмотреть. Сейчас мы изучаем возможность использования этого у нас в «Гараже». Мы переводим на жестовый язык лекции Ирины Кулик, чтобы они были доступны всем. Будем проводить уже второй тренинг для музейных сотрудников по жестовому языку и в том числе внедрять термины по искусству. Я надеюсь, что шаг за шагом это приобретет больший размах, и в России человек с любой формой инвалидности будет чувствовать себя более комфортно. Понятно, что это не может случится за месяц или год, но, если смотреть в перспективе, через пять лет это может стать повсеместным трендом, а через десять — обязательным стандартом, и музеи будут ощущать себя неполноценно, если не будут работать с этой аудиторией.
Может ли у «Гаража» в каком-то будущем появиться постоянная экспозиция?
Это вопрос, который мы постоянно обсуждаем внутри команды. В этом здании у нас 2300 кв. м выставочных площадей, что немного, а у нас столько амбиций и планов, что делать сейчас постоянную экспозицию — роскошь.
Тогда вопрос про новые площади: что происходит с «Шестигранником»?
Мы наконец согласовали концепцию внутри команды и с учредителями, пришли к пониманию, что хотим сделать. Этим летом завершаем подписание контрактов и в следующем году приступим к строительству.
В чем заключается концепция?
Пока не подписаны контракты, об этом просто страшно говорить. В любом случае это будет большое выставочное пространство, которое позволит реализовать потрясающие по масштабу проекты. Могу рассказать по секрету, поскольку наши кинопоказы на крыше очень популярны и регистрация на них закрывается за несколько минут, мы мечтаем сделать там кинотеатр на 400–500 мест, который будет мультифункциональным — с убирающимися креслами, сценой и так далее. У нас много идей, посмотрим, какие из них будут реализованы.
Вы планируете показывать частные коллекции уровня Ротко — то, чего от вас все ждут?
Такие проекты очень затратные и сложно реализуемые. Если вы помните, когда мы привозили Ротко, там стояли два сотрудника службы безопасности с оружием, а когда в Москве начался смог, галерея была заколочена, внутри работали кондиционеры и сидел человек с термометром, постоянно контролируя условия. Мы бы рады, но превращать музей в Форт-Нокс нет смысла — при нынешней посещаемости представьте, что тут будет. Мы работаем с коллекционерами, и та же выставка «Единомышленники», которая открыта до конца лета, как раз целиком собрана из частных российских собраний. Джеймс Таррелл, Барбара Крюгер, Синди Шерман, Энтони Гормли — большинство этих работ никто никогда не видел и вряд ли увидит в ближайшие годы, потому что мы их достали из квартир, запасников, зарубежных хранилищ, куда они и вернутся после выставки. В следующем году у нас будет грандиозный звездный проект, который мы сейчас готовим, мощнее, чем выставки Ротко и Марины Абрамович. Подробный анонс ждите осенью.
С недавних пор «очередь на Серова» и выбитые двери стали мерилом успеха выставки. Что для вас критерий успеха того или иного проекта?
Точно не посещаемость. Здорово, когда ты приходишь в кафе, тут кто-то общается, подходят друзья, заходят случайные люди, видишь живую атмосферу. В книжной программе у нас продано более четырехсот тысяч копий, образовательную программу посещают более пятидесяти тысяч человек в год, в кинотеатр на крыше регистрация закрывается моментально — мы меняем сообщество, и это не менее важно, чем количество посетителей. На вечеринке «Арт Базеля» ко мне подошел Ларри Гагосян и рассказал, что ему все уши прожужжали про «Гараж», в том числе Урс Фишер, который вернулся в полном восторге после открытия у нас его выставки, — это тоже очень приятно. «Гараж» — командный проект, нам не звонит никто сверху и не говорит, что сделать. Мы переживаем всё очень лично. Видим, что нет какой-то книжки, — стараемся ее издать, видим, что люди с какой-то из форм инвалидности не могут что-то получить, — пытаемся исправить. И эти маленькие победы не менее значимы, чем посещаемость. Если из пришедших хоть кто-то изменит свое существование, станет счастливее или задумается над выставкой Буржуа и поверит, что, если она начала самый большой проект в восемьдесят лет, значит, и он может — вот это главное. Конкретные человеческие жизни, которые меняются к лучшему.
Случается ли вам расстраиваться из-за непонимания публикой современного искусства?
Я расстраиваюсь, когда люди плохо говорят о команде, как было с той же историей с детской коляской, потому что мы действительно стараемся сделать максимум того, что в наших силах, в условиях старого здания, узких проходов и других ограничений. Но расстраиваться не конструктивно — лучше что-то менять. Когда не понимают искусство — для меня это вызов. К нам часто приходят люди, которые гуляли в парке, и не то что в «Гараж», а вообще в музей пришли первый раз после школы, когда их водили в Третьяковку смотреть на мишек с конфетной обертки. Они шокированы, их нужно завлечь, заинтересовать или шокировать еще больше, чтобы человек рассказал об этом друзьям и вернулся. Мы на острие культуры и несем что-то новое — так уж случилось. Да, оно не всегда понятное, сложное, дискуссионное. Когда я пришел в «Гараж», на некоторые проекты приходило пятьдесят человек в день. Я пытался понять, почему люди не ходят. Мы начали искать способы коммуникации, создавать разные программы, аудиогиды, библиотеку, архив, инклюзивный департамент — и люди начали втягиваться. «Гараж» — это уже не просто здание, это люди, идеи, проекты, книги, дискуссии — место, где всё это пересекается и живет.
У вас есть собственная коллекция?
В музейном мире это не принято, но — да, есть.
Что в ней?
Я люблю старое искусство, но искренне считаю, что собирать нужно художников, которые живут вместе с нами, переживают те же времена и проблемы, и через них можно лучше узнать себя и чуть больше понять нынешнее состояние мира. У меня небольшие бюджеты, я собираю всего понемногу. Я фанат Иры Кориной еще с тех пор, когда она только начинала, очень люблю Женю Антуфьева, с которым мы дружим, у меня есть рисунки Виктора Пивоварова и Павла Пепперштейна, акварели Димы Ребуса, работы Егора Кошелева, Жанны Кадыровой, Евгения Гранильщикова, видео Полины Канис. Собирательство — затягивающий процесс и отчасти травмирующий: ты никогда не можешь купить абсолютно всё, что хочешь. С другой стороны, я работаю в музее и соприкасаюсь с такими шедеврами, что обладать чем-то дома уже бессмысленно.
Можете назвать три книги о современном искусстве, которые помогут в нем разобраться?
«Пять лекций о кураторстве» Виктора Мизиано — наиболее адаптированная книга о функционировании всей системы современного искусства. Мы переиздавали ее дважды, и я не перестаю удивляться, насколько она может поменять мнение человека об искусстве.
«Искусство с 1900» года — гигантский талмуд, но без прочтения его целиком или хотя бы отдельных глав невозможно понять историю и логику развития мирового искусства. К сожалению, у нас в стране нет музея, который бы мог показать эту историю наглядно.
«Удел куратора» Карстен Шуберт посвящена развитию музеев, но если обычно музеология рассматривается линейно, то здесь рассказ начинается с Великой французской революции и ведется по городам — Париж, Берлин и так далее. Это дает совсем другой взгляд на историю.