В Мoскву приexaлa нeмeцкaя фoтoxудoжницa с мирoвoй извeстнoстью Кaндидa Xёфeр, чтoбы лично представить свои работы на выставке «Эрмитаж. Дворцы Санкт-Петербурга» в Мультимедиа Арт Музее в рамках проходящей в эти дни «Фотобиеннале-2016».

На фотографиях публичных пространств, которые Кандида Хёфер снимает с восьмидесятых годов, почти всегда пусто. Концертные и лекционные залы, библиотеки, кафе, спортивные залы, музеи, холлы и залы ожидания сфотографированы ею намеренно на уровне глаз.   Эти, казалось бы, случайные выбранные конструкции четко отражают интерес художника, приверженца классической концепции красоты. Симметрия пропорций и экзистенциальное молчание — вот, что видят зрители в фотографиях немецкой художницы.

Выпускница Дюссельдорфской академии искусств, она изучала фотографию у мэтров архитектурной съемки промышленных экстерьеров Бернда и Хиллы Бехер, крупных фигур в немецком современном искусстве и в искусстве фотографии. Они снимали индустриальную архитектуру разных стран мира, разработали новый художественный язык, посвятив этому делу всю свою жизнь и сделав более 15 тысяч снимков. На Венецианской биеннале 1990 года они были награждены «Золотым львом».   Их ученица Хёфер на Венецианской биеннале, только уже 2003 года, тоже представляла Германию.   Сегодня она сама живой классик немецкой фотографии, число ее персональных выставок по всему миру множится, а цены на работы растут. Мы говорим с художницей о ее «портретах интерьеров» и художественных влияниях.

Вы чаще всего снимаете пустые пространства, без людей.   Когда я в музее делаю кадр для своего инстаграма, я тоже всегда жду хотя бы какой-то пустоты. Как вам это удается? Вы специально приходите в музей в нерабочее время или у вас есть специальный ассистент, который всех выгоняет их кадра?

Я прихожу либо до открытия, либо после закрытия. Когда это возможно, для меня просто перекрывают зал. Конечно, это мечта любого, кто попадает в многолюдный музей и хочет сфотографировать полюбившуюся картину, а вокруг все только мешают. В моем случае — это искусственно созданная ситуация, как и многое в искусстве, ведь художникам все эти Юдифи и Олоферны схвачены не в момент события, а именно в момент позирования моделей. Так и у меня все происходит. Я просто хочу выявить вещи в пространстве, свет, цвет, определенные структуры.

Это очень удобно. На ваших фотографиях настолько безлюдно, что невольно возникает вопрос — а вы любите людей и принимаете ли их такими, какие они есть?

Вообще-то я к людям хорошо отношусь. Единственное, я просто не хочу использовать их в своих работах в обязательном порядке. А так я могу мало вспомнить людей, к которым я испытываю явную неприязнь. Я просто делаю образы. Другие уже делают интерпретации.

Вы учились у одних из самых известных современных немецких фотографов, у Бернда и Хиллы Бехер, какой главный урок от них вы получили?

Бернд не преподавал в традиционном смысле этого слова. Он хотел научить нас быть открытыми для опыта, чтобы мы могли лелеять искусство в целом, а не только ограничиваться фотографией, например. Они оба хотели, чтобы мы держали глаза открытыми и имели свое мнение. У них был разговорный стиль преподавания. И мы все, Андреас Гурски, Томас Руфф, Аксель Хютте (фотографы так называемой Дюссельдорфской фотографической школы —   прим.ред.), были разными с самого начала.

В числе художественных влияний вы называете также и разговоры со своими друзьями. О чем таком вы говорите с ними?

Понимаете, нет смысла называть какие-то конкретные имена, ведь влияние происходит неосознанно. Это может быть влияние не непосредственно на мою работу, а скорее на выбор фотографии как средства моего искусства. Однако я хочу заметить, что когда я бываю в музеях и смотрю, например, картины старых мастеров, я всегда отслеживаю, как художник разделяет пространство, как он его выстраивает и какие пропорции использует.

А что вы нашли в цвете?

Я пыталась работать и с монохромным изображением, правда, это были съемки не внутреннего пространства. Я сравнивала черно-белую съемку и цветную, и увидела, что цвет играет для меня большую роль. Вы спрашивали про ностальгию, так вот она бы как раз проявилась в черно-белой фотографии, а не цветной.

Театры, музеи, галереи почему вы снимаете понятно. Но зачем вам банки и библиотеки?

Банки изменились, так же, как библиотеки. Было время, когда эти места имели значение, были захватывающими пространствами. Однако эти времена прошли. Сегодня эти места показывают, какой путь развития мы прошли, чем мы были и чем стали, какова наша связь с великим прошлым. Прошлое и настоящее ведь одинаково важны. В моей повествовательной фотографии это понять помогает тишина и пропорции. Для меня также очень важно, чтобы атмосфера, свет и цвета были понятны. Среди тех, кто смотрит на мои работы есть некоторые, которые находят детали, которые я даже сама не заметила, и это замечательный подарок для меня. Это и есть моя работа, и это то, что я искала, когда я решила стать художником.

Ваши фотографии широкоформатны, и такое ощущение, что с годами они стали увеличиваться.

Я не уверена, что размеры увеличиваются от проекта к проекту, но я на самом деле люблю работать с большими форматами в последние годы. При таком подходе, с которым я экспериментировала довольно долго, фотография предлагает медленное и внимательное чтение деталей, распределенных в пространстве и при свете. Кроме того, технология изготовления фотографий значительно улучшилась за последние годы, что позволяет осуществлять подход, который не был бы возможен раньше.

Результат такого масштаба — какое-то невероятное фиксирование экстраординарного количества деталей. На ваших фотографиях виден, например, не только сводчатый потолок, но и экспликации у картин, облицовка и лепнина на стенах. Вас так сильно интересуют детали пространства?

Да, вы правы насчет деталей. Я хочу исследовать детали, их вклад в общее пространство, которое стремится организовать их, а оттенки света помогают раскрыть его характер.