Кoллeкциoнeр рeшил прoдaвaть искусствo, в тoм числe из сoбствeннoгo сoбрaния.
В фeврaлe пeрвый в Рoссии чaстный музeй сoврeмeннoгo искусства АРТ4 (Art4.ru), открытый в 2007-м коллекционером Игорем Маркиным, перезапускается. Теперь в здании в Хлыновском тупике будет проходить настоящие арт-марафоны (4 выставки в месяц), а все произведения — продаваться. Перед открытием ARTANDHOUSES поговорил с владельцем музея о торговле искусством, страхах коллекционеров и судьбе его собственного собрания.
Вы – человек бизнеса, занимались профилями для пластиковых окон. Как пришли в искусство?
Бизнесом продолжаю заниматься. А пришел в искусство просто — нужно было прикрыть пустую стену. Потом появилось желание купить еще что-то, а дальше — пошло-поехало. Мне кажется, я просто родился с интересом к прекрасному. К современному искусству шел витиеватым путем — у нас редко человек начинает интересоваться именно этой сферой.
Попали в определенный круг?
Спонтанно все получалось. Что-то слышал, что-то смотрел. А затем попал в компанию известных галеристов — Айдан Салаховой, Елены Селиной, Марата Гельмана. Плотно общался с художниками Владимиром Дубосарским, Валерием Кошляковым. Когда попадаешь в такой круг, то общение затягивает с головой, оттуда уже не вырваться.
Кстати, когда я изучал историю искусств, было интересно посмотреть, кто делал музеи подобного рода до меня. Сто лет назад и более было порядка двадцати попыток в России открыть частные музеи. Как правило, это делали бизнесмены, купцы, за свои деньги. После чего традиционно разорялись, а коллекции уходили с молотка. Я говорю это к тому, что художественная среда настолько притягательна, что остановиться уже невозможно. У меня были попытки остановиться, когда наш музей, например, открывался только раз в году. А сейчас вдруг захотелось снова кипучей активности.
художественная среда настолько притягательна, что остановиться уже невозможно
Почему? Вроде вся страна в кризисе, а у вас – активность.
Как раз на волне того, что у всех кризис, апатия и никто ничего не делает. А мы хотим делать, и делать лучше других. У нас есть все ресурсы. Во-первых, здание. Во-вторых — наша коллекция, которая на сегодняшний день насчитывает порядка 1500 единиц.
Мы планируем проводить по четыре выставки в месяц, порядка сорока в год. Вот такой марафон. Например, в феврале у нас будут выставляться Комар и Меламид, Борис Турецкий, Ирина Затуловская и Леонид Пурыгин. Далее — Немухин, Конышева, Гутов и так далее. Один художник из четверки, как правило, молодой, до 30 лет. Я встречаюсь с ними, мы общаемся. Меня не заботит внешняя мишура, работа — самое главное. Я считаю, это коллекционерский подход.
То есть вы смотрите на свою коллекцию и прикидываете: много скопилось Пурыгина, надо бы его показать, так?
Да, примерно, так: много Пурыгина, надо бы им торгануть, грубо говоря. Все, что вы увидите на выставках — все продается. То есть на выставке музейного качества вы можете приобрести шедевр тут же, не надо далеко за этим ходить. Такого никто в России не делает и не делал до нас.
Есть ли работы, которые вы бы никогда не продали?
Нет, это все вопрос цены. Сегодня идет передел рынка, все меняется. Люди выбрасывают работы на рынок, которые никогда бы раньше не выбросили. Того же Кабакова.
Не жаль будет распродавать четыре раза в месяц то, что вы собирали годами?
Кризис отличает следующая особенность: тяжело продавать, зато легко купить. Все фактически восполнимо, аукционы проходят, цены падают. Здесь я бы заострил внимание — мы не распродаем, а торгуем. Одну картину продали, две на ее место купили. Мы постепенно стараемся улучшать качество коллекции, покупать лучшее, а музей таким образом живет и обновляется.
Как будете ценовую политику выстраивать?
Живые художники сами назначают цены. Например, Ирина Затуловская сама все просчитала. Другие же работы — либо коллекционеров, либо мои. Мы решаем, опираясь на мировой опыт, на аукционные продажи, а не с головы. Есть агрегаторы всех мировых аукционов и продаж, там есть истории продаж конкретного художника, в соответствии с которой мы и назначаем цену.
Помните первый арт-объект, который вы сознательно купили, как коллекционер?
Первые покупки действительно были бессознательными, так делает большинство людей, руководствуясь принципом «нравится — не нравится». Я купил то, что было на слуху и что мне понравилось. Это Яковлев и Зверев. Яковлев у меня до сих пор висит, я обычно подвожу к нему зрителей и показываю, с чего началась моя коллекция. Эти работы я купил двадцать лет назад. Сознательный же период начался гораздо позже в начале 2000-х — тогда это уже были Кошляков и Дубосарский с Виноградовым.
В вашей коллекции есть работы практически всех главных послевоенных и современных художников России: Булатова, Немухина, Пригова, Мамышева-Монро, Кулика, Осмоловского… Вы себе изначально какой-то список составляли, что необходимо иметь?
План невозможно было составить сначала, так как самообразование шло шаг за шагом. Некоторых я просто даже вычислял рационально: художник вписан историю искусств, а я его не понимаю, например, но все равно покупаю. Типичный пример — Борис Турецкий. Мне про него говорил другой художник Михаил Рогинский, эмигрировавший в Париж, что Турецкий — великий. Я купил несколько работ, а потом понял в чем его сила. Он действительно один из самых больших русских художников.
Чего в вашей коллекции не хватает для полного счастья?
На этой неделе идут торги в Лондоне Phillips и продают великолепного качества Кабакова. Мне его именно и не хватает, но стартовая цена — 300 тысяч фунтов. Кусается.
Как коллекционер со стажем, что посоветовали бы тем, кто только начинает этот путь? Какие ошибки обычно совершают начинающие собиратели?
Да, я вижу эти ошибки у «младших» коллекционеров. Это не вопрос возраста, кстати. Я начал коллекционировать в 30 лет, кто-то начинает в 50, но наступает на те же грабли. Во-первых, я бы посоветовал таким людям прийти сюда, посмотреть, что здесь выставляется, зайти к нам на сайт. Главная же ошибка начинающих — фиксация на одном художнике. Кому-то везет — они фиксируются на Кабакове и собирают отличную коллекцию. Но, с вероятностью 99%, начинающий коллекционер остановится не на том и соберет в итоге барахло.
Как научиться не бояться громких имен, больших аукционов и галеристов?
Да, есть магия имен. Человек читает имя художника, а саму картину это имя уже заслоняет, качество работы он уже не видит. Поэтому единственное решение, это научиться отличать хорошее от плохого путем долгих лет самообразования.
И все-таки, как войти в мир больших цифр?
Мы нашим проектом как раз пытаемся помочь это сделать. Многое, что вы здесь видите, можно было купить на аукционах уровня Sotheby’s. Покупать на крупных торгах — действительно трудно и не очень приятно, хотя кому-то может быть этот драйв и доставляет удовольствие. Но ведь есть куча отягчающих факторов — перелет картины, таможня, доставка. А мы взяли эти факторы и упростили. Теперь это можно купить здесь и по лучшим ценам.
Вы покупаете непосредственно у художников? Вот Комар, например…
Несколько лет назад у самого Комара я купил несколько работ, часть на аукционах, кое-что покупается у дилеров. У меня нет ни одной работы Комара, купленной здесь. Все за границей, их в России после отъезда художника в 80-е годы просто не было, все там осталось. Сейчас есть наши коллекционеры, которые покупают Комара-Меламида и создали приличные коллекции. Например, Шалва Бреус. У него тоже большая коллекция этого дуэта.
Часто общаетесь с другими коллекционерами? Делитесь опытом? Это же ваша «Спортсменка» Кулика сейчас у Семинихина в фонде «Екатерина» выставлена?
У Семинихина своя «Спортсменка», а у меня — своя. Их всего три было сделано, третья, я не знаю где. Мы общаемся, меняемся. Наша страна ведь движется в прошлое, мы проваливаемся в 80-е годы прошлого века и с экономикой и ментальностью. И сегодня возвращаются методы коллекционирования, популярные в прошлом — когда коллекционеры менялись, выменивали за бутылку коньяка и пол-наволочки муки у голодающего художника или старушки-наследницы шедевры. Это возвращается, понимаете? Я с одним крупным коллекционером, живущим в Лондоне, совершил мощнейший обмен — у него взял четырех Краснопевцевых, а одного отдал раннего Булатова.
В галереях торгуетесь? Есть какой-то секрет, как сбить цену?
Как правило, галерея закладывает на торг 10-15 процентов. Можно торговаться. И у нас будет можно, в отношении тех работ, которые принадлежат мне.
Что у вас дома висит сейчас?
По сути, я живу в музее. Как Третьяков в свое время: пускал людей в крыло, где находилась коллекция, а в другом — жил. У меня висит Краснопевцев, Харитонов. Но работы находятся в постоянной ротации. Если покупаю что-то новенькое, то вешаю. Недавно, например, повесил Немухина.