Знaмeнитый фрaнцузский дизaйнeр Эрвaн Буруллeк, сooснoвaтeль Studio Bouroullec, пoбывaл в Мoсквe и выступил здeсь с лeкциeй в Бритaнскoй высшeй шкoлe дизайна. Он встретился с ARTANDHOUSES в новом шоу-руме компании Vitra и поделился своими соображениями о творчестве, массовом производстве и коллекционном дизайне.
Как случилось, что вы с братом оба стали дизайнерами и почему решили работать вместе?
Ронан старше — он был первопроходцем, уехал в Париж и поступил на факультет прикладного искусства. У нас в семье никто творчеством не занимался, и родителям было проще смириться с творческой профессией, если у нее были какие-то прикладные возможности. Я же закончил факультет изобразительных искусств. По завершении учебы Ронан стал делать какие-то проекты, а я потихоньку ему помогать, трудно сказать, когда это всё началось всерьез.
Многие воспринимают вас как некий бренд, зная, что вы братья и то, как выглядят ваши работы. Расскажите немного о себе.
Мы оба женаты. У меня две дочери — трех и шести лет. У Ронана одна. И хоть Рождество празднуем вместе, вне студии почти не общаемся. И так проводим огромное количество времени вдвоем. Мы связаны навсегда, зависим друг от друга финансово, должны жить в одном городе. Правда, в том, что мы братья, определенно есть свои положительные стороны — мы полностью доверяем друг другу. И если возникают серьезные противоречия, знаем, что это просто из-за очередного проекта, а не что-то еще.
Эрван Буруллек в кресле «Slow» для Vitra
А как выглядит ваша парижская квартира, есть в ней созданные вами вещи?
Она в старинном доме в стиле Осман. Для меня важно было сохранить ощущение времени. Пришлось немного адаптировать квартиру под рисунок жизни нашей семьи, но мы постарались сохранить полы, декоративные детали, двери, окна.
Жилье отличается от офиса, где всё должно быть сделано к определенному сроку, чтобы люди зашли в него и он начал бесперебойно функционировать. Квартира наращивает слои постепенно. Я не понимаю интерьеров, где всё, вплоть до мельчайших деталей, скомпоновано единовременно. Большое значение для меня имеют вещи, сделанные, например, моим отцом для меня и наших дочерей. Он не краснодеревщик, всю жизнь проработал в области социального обеспечения, но любит мастерить. Вот деревянные ложки, вырезанные им вручную, они плохо обработанные, неровные, но в этом-то их прелесть. Сам я сделал кровать и много деревянных игрушек для девочек — все эти вещи, точно маленькие искорки, оживляющие нашу жизнь.
Успеваете ли вы читать книги, смотреть фильмы? Что из того, что прочитали или посмотрели за последнее время, особенно понравилось?
Читаю минимум два часа в день перед сном. Это единственное время, когда могу полностью отключится от мыслей о дизайне. Современной литературой не очень интересуюсь. Люблю исторические романы, научную фантастику. И вечно ищу в них типологическую информацию. Автору всегда приходится описывать или придумывать базовые вещи, рассказывать, что люди ели, что носили, как и где жили.
Недавно читал книгу о Льве Толстом, посвященную последним дням его жизни. Автор, помимо рассказа о том, что тогда происходило, привел массу цитат из писем, телеграмм и распоряжений, написанных родственниками и официальными лицами в связи с кончиной писателя. А вот книга, которую рекомендую прочитать всем, — «Язык шаблонов» Кристофера Александера. Ее мне дал Рольф Фельдбаум, владелец Vitra. Это потрясающее исследование об урбанизме, архитектуре и дизайне. Что касается кино, его смотрю нечасто, и последний фильм, который произвел на меня впечатление, пожалуй, «В диких условиях» Шона Пенна. Я сам родился в сельской местности, и взаимоотношения человека и природы всегда мне интересны.
Фигурка «L’Oiseau» и вазы «Nuage»
Возвращаясь к работе: сколько человек работает в вашей студии?
Сегодня студия состоит из девяти человек. Стараемся, чтобы она была одновременно профессиональной и непрофессиональной. Предпочитаем принимать на работу молодых сотрудников, для которых часто это первое место работы. Ребята еще многого не знают, у них отсутствуют шаблоны. Бывает, дадим им задание, а они даже не представляют, с какой стороны к нему подступится. И в попытках справиться с задачей переходят границы, изобретают новые правила. Действительно, когда не знаешь чего-то, можно наделать много ошибок, а можно и наоборот — совершить удивительные открытия.
Можете назвать имена дизайнеров, поработавших у вас, а потом ставших успешными в сольной карьере?
Да, есть такие. Например, Констанс Гиссе или Жан Батист Фастре.
А кем из современных дизайнеров вы восхищаетесь?
Для меня, вне всяких сомнения, Джаспер Моррисон — важнейшая фигура в мире дизайна. Он начал работать почти сорок лет назад, и я считаю, многое из того, что происходит в дизайне сегодня, совершается благодаря его ранним работам. Абсолютно восхищаюсь работами Джонатана Айва, директора по дизайну компании Apple. Мне бы хотелось иметь возможность так же, как он, концентрироваться на проекте. Это единственный способ достичь вершин мастерства.
Стул «Vegetal»
Вы сотрудничаете с компаниями, занимающимися массовым производством, и одновременно делаете единичные предметы, относящиеся к коллекционному дизайну. В чем для вас разница между предметами массового производства и коллекционным дизайном?
Возьмем Samsung, огромную компанию, вкладывающую гигантские средства в производство относительно доступных вещей. Затем Vitra или Magis, компании значительно меньше, но делающие высокотехнологичные, качественные вещи, не дешевые, но доступные. Дальше, возьмем ковер ручной работы, сотканный в Пакистане для Nanimarquina. Чтобы сделать такой, нужно знание старинного ремесла и месяцы труда. Такая вещь будет стоить намного дороже. Тоже самое можно сказать и про люстру Gabriel, которую мы сделали со Swarovski для парадной лестницы Версаля. Для меня разница между массовым производством и штучными вещами заключается в использовании техники, стоящей за изготовлением предмета. Коллекционный дизайн — во многом это сохранение ремесленных навыков и старинных технологий. Дальше, типология. Если мы делаем стул для Vitra или телевизор для Samsung, то стул — это однозначно стул, а телевизор — телевизор. У вещей уровня коллекционного дизайна типология более размыта. Это своеобразный полигон для дизайна. В условиях реального рынка мы многого не можем себе позволить: вещи должны быть легкими для транспортировки и доступными для понимания. Галереи и выставки помогают выращивать концепции, которые впоследствии, возможно, перерастут в реальную жизнь. Например, в самом начале карьеры мы сделали кровать, в ней была заложена мощная концепция, которую все заметили и которая всем понравилась. Кровать много раз изготавливали, но не многие рискнули ее купить. В конечном итоге кровать Clos переродилась в диван Alcove для Vitra.
«Alcove Highback Sofa»
Что вы думаете про подделки?
Ну, во-первых, это супергрустно. Во-вторых, задумываюсь об экономике — мы не придем ни к чему хорошему, если будем стремиться покупать вещи всё дешевле и дешевле. В социальном плане, покупая дешевые подделки, мы провоцируем рост рабского труда.
Учитывая ваш опыт, что бы вы посоветовали молодым дизайнерам?
Когда мы встретили наших первых производителей, у нас были сильные прототипы, демонстрировавшие способность концептуально мыслить. Я имею в виду кухню Disintegrated, а затем кровать Clos. Времена изменились, но я по-прежнему считаю, что производство очень важно. Производитель никогда не ищет готовый продукт, он ищет кого-то, у кого есть концептуальное видение. Он ищет единомышленника. Сейчас с развитием интернета, с возможностями kickstarters, думаю, самостоятельное производство вполне возможно. Надо уметь делать вещи!
Стул «Softshell»
Вы были в Москве пятнадцать лет назад. Какие у вас впечатления от увиденного тогда и сейчас?
В этот раз я немного успел посмотреть, но пятнадцать лет назад Москва была городом огромных контрастов. Тогда у нас была здесь выставка. Наши работы показывались на огромных экранах, даже не представляю, где такие раздобыли в те времена. По улицам разъезжали старые грузовики, груженные кирпичом. Было впечатление, что часть города полностью разрушена, а другая только строится. Вы хоронили старый мир и шли к чему-то новому. Сейчас этого контраста почти не осталось. Я даже немного удивлен. Москва выглядит совершенно завершенным городом (я говорю о центре). Конечно, для творческого человека интереснее экзотика. В ней всегда есть напряжение, порождающее что-то новое, какие-то позитивные взрывы. И, конечно, завершенность для творческого человека менее занимательна. Но в тоже время как я могу судить, ведь сам живу в одном из наиболее совершенных и завершенных городов мира.