Дэвид Гилл: «Мир почему-то разделил искусство и дизайн» • ARTANDHOUSES

Свoим стaтусoм яркoгo, динaмичнo рaзвивaющeгoся, oблaдaющeгo oсoбым вкусoм, энeргиeй и финaнсoвыми вoзмoжнoстями рынкa сoврeмeннoгo кoллeкциoннoгo искусствa и дизaйнa Лoндoн во многом обязан этому человеку. Он открыл для нас дизайнера Хайме Айона, вернул к славе из почти полнейшего забвения работы Лин Вотрен, создал массу удивительных проектов в сотрудничестве с Маттиа Бонетти, благодаря его поддержке мы знакомы с творчеством студии FredriksonStallard, мебелью Захи Хадид, Дэвида Чиперфильда и Хорхе Пардо. Этого человека зовут Дэвид Гилл.

Прихожу на встречу к известному лондонскому галеристу Дэвиду Гиллу в его просторную светлую галерею на Кинг-стрит в престижном районе Мейфэйр за десять минут до назначенной встречи. Хозяина пока нет. Меня проводят в кабинете, просят немного подождать. Присаживаюсь на прозрачный стул «Liquid Glacial» (это одна из работ Захи Хадид, созданных совместно с David Gill Gallery) и разглядываю изысканно обставленную комнату. Многие вещи легко узнаваемы: вот журнальный столик Маттиа Бонетти с прозрачной акриловой столешницей и массивным, словно выточенным из гигантского валуна, бронзовым основанием. Вот на стене, оторвав ножки из тонкой гнутой трубки от пола (так и было изначально задумано), висит комод, расписанный художником кубинского происхождения Хорхе Пардо. Это его первая работа в области прикладного дизайна. На создание коллекции «летающей мебели» художника вдохновил именно Дэвид Гилл.

Хорхе Пардо
«Meretricious Untitled 5, 6»
2015

На противоположной стене огромная абстрактная работа молодого керамиста Барнаби Барфорда. Идею создать серию картин в этой технике опять-таки подал Дэвид Гилл. Во время одной из встреч, на которой обсуждались детали грядущей выставки, Дэвид заметил небольшой листок, на котором Барнаби задумчиво выводил замысловатые каракули. Внимательно присмотревшись, галерист посоветовал художнику увеличить масштаб работы во много раз и обрамить. На последовавшей вскоре выставке эти полотна были выставлены наравне с керамикой Барнаби Барфорда и имели большой успех.

Барнаби Барфорд
«Me Want Now»
2016

Ровно в назначенное время дверь, расположенная в глубине кабинета, приоткрывается, и в него легкой походкой входит Гилл. Садится за рабочий стол, перед ним ставят изящную фарфоровую чашечку с блюдцем. Помещение вдруг наполняется приятной музыкой. Он улыбается, и я понимаю, что мы можем начать разговор. Но вопрос задать не успеваю, потому что Дэвид вдруг говорит, что он не очень хороший рассказчик и просит его извинить заранее. И дальше я только успеваю иногда вставлять уточняющие вопросы, потому что рассказчиком Дэвид оказывается невероятно увлекательным. Открыв в 1987 году свою первую галерею на Фулем-роуд, он первым в городе заявил, что современный дизайн и современное искусство достойны не меньшего внимания, чем антиквариат и вещи в стиле ар-деко, по которому в то время лондонцы сходили с ума. В той первой галерее Гилл представлял работы всемирно известных художников — Жана Кокто, Альберто Джакометти, Ива Кляйна, Анри Матисса и мебель, созданную Ле Корбюзье, Жан-Мишелем Франком и Людвигом Мис ван дер Роэ.

Барнаби Барфорд
«Wealth», 2017
Трофейная голова «The Oryx», 2016

Интересно, как Дэвид Гилл решил стать галеристом и как отважился на такой демарш в чопорном, скованном традициями городе?

Прежде чем открыть галерею, я занимался коллекционированием. Кроме того, еще во время учебы начал работать в Christiе’s. Это самое лучшее образование, которое получил после университета, не только благодаря вещам, проходившим через мои руки, но и благодаря контактам с музеями и коллекционерами. Но, работая в подобном месте, вы становитесь заложником системы, я же хотел большей независимости. Хотел путешествовать. Покинув аукционный дом, стал думать, что делать дальше — пойти работать в музей или заняться наукой. Решение пришло само собой. Люди, попадавшие в мой дом, любовались коллекцией, интересовались, где они могли бы приобрести что-то подобное. И тогда один из моих друзей сказал: «Дэвид, подумай серьезно, ты должен открыть галерею и продавать эти вещи». В то время я не представлял, как можно расстаться с любимыми предметами. Однако задумался. Тогда коллекционеры поголовно увлекались ар-деко. Париж был центром дизайна ХХ века. И я отправился изучать рынок в Штаты. В Нью Йорке нашел галерею Art and History, ныне не существующую, но тогда бывшую единственным местом, всерьез представлявшим современное искусство и дизайн. И я решил, что именно с этого я и начну в своей лондонской галерее, то есть с классики, с Альберто Джакометти, Эйлин Грей, Жан-Мишеля Франка. Если бы я начал с чего-то более радикального, меня могли бы не принять всерьез.

Всё же довольно скоро вы изменили программу своей галереи и занялись исключительно современным дизайном и искусством.

Уже через пару лет я почувствовал, что что-то пошло не так. Да, все эти вещи, созданные прекрасными дизайнерами в начале и середине века, по-прежнему мне нравились, и цены на них порой больше напоминали телефонные номера, но я понимал, что люблю современные вещи. Я осознал, что мне интересно то, что завтра станет такой же классикой. И как раз в это время куратор Музея Виктории и Альберта сообщил мне о готовящейся выставке «Avant première», на которую планировалось привезти работы французских архитекторов и дизайнеров. Мне, наряду с другими галеристами, предложили организовать персональную экспозицию одного из дизайнеров в рамках большого музейного проекта. Я с удовольствием согласился и, представляете, оказался единственным. Никто современными работами больше не интересовался. С этого момента я уже точно знал, чем займется моя галерея.

Маттиа Бонетти
Кабинет «Fakir», 2004
Fredrikson Stallard
Настольная лампа «Torch I», 2017

Чью выставку вы тогда организовали?

Из всех представленных на экспозиции в музее работ — а там были вещи Филиппа Старка, Жана Нувеля и других архитекторов и дизайнеров — особенно мне понравилось кресло «Prince Imperial» Элизабет Гаруст и Маттиа Бонетти. Они сделали его для салона Кристиана Лакруа. Вещь меня просто потрясла! У многих художников есть свой стиль, они работают в рамках одного узнаваемого языка. А вещи Гаруст и Бонетти, пока были дуэтом, а в последствии и самостоятельные работы Бонетти постоянно удивляли. Они очень скульптурны, невероятно остроумны, живописны. Я решил, что хочу иметь дело именно с ними. Это и было мое первое шоу современного дизайна. Конечно, это было довольно смело. Я мысленно перебирал имена коллекционеров и думал, кто же из них заинтересуется моим предложением. И знаете, кто первый пришел посмотреть выставку? Чарльз Саатчи (основатель рекламного агентства «Саатчи и Саатчи», бывшего до 1995 года самым крупным в мире. — М.   Ш.), а потом стали приезжать люди из Австрии, Франции и других стран Европы.

Маттиа Бонетти
«New Works»
2017

Совершенно очевидно, что вы проводите четкую грань между дизайном и искусством, однако в вашей галерее, в отличие от многих других, современный дизайн органично соседствует с современным искусством. Почему?

Действительно, во многих галереях дизайна вы либо не увидите работ художников совсем, либо они будут не равноценны по качеству. Мир почему-то разделил искусство и дизайн. Я этого разделения не понимаю. Я смешиваю произведения художников и дизайнеров, чтобы создать определенную обстановку, чтобы люди видели, как это может работать вместе. И чем больше я занимался мебелью, тем больше увлекался картинами. Иногда я ловлю себя на том, что трачу больше денег на живопись, чем на мебель. В моей коллекции много произведений известных авторов — Кристофера Вула, Уго Рондиноне, Ричарда Принcа, и все они прекрасно сочетаются с работами Захи Хадид, Патрика Фредриксона и Йена Сталларда. Это работы одного уровня. Показывая их в галерее, я даю возможность коллекционерам взглянуть на вещи под новым углом, помогаю им подобрать интересные сочетания.

Fredrikson Stallard
Кресло «Species III», 2015
Маттиа Бонетти
Софа «Cut Out», 2004

Похоже, работа приносит вам истинное удовольствие. Так было всегда?

Мне очень повезло. Я с детства делал то, что мне по-настоящему нравилось, и выбирал лучшее из лучшего. Родители всегда меня в этом поддерживали. Помню, например, в детстве, тогда мы еще жили в Сарагосе, отец всё время по работе путешествовал между Мадридом и Барселоной. Однажды мама спросила: «Дэвид, ты хочешь жить в Барселоне или Мадриде?» И я сказал: Нет! Мы должны жить в Париже, Нью-Йорке или Лондоне». Еще в ранней юности я начал интересоваться театром, особенно балетом — танец всегда вызывал у меня восхищение. Обожал кино, я по много раз пересматривал фильмы 1940–50-х годов, разглядывал декорации, мебель и костюмы актеров. Получал громадное удовольствие от изучения истории искусства. Меня всегда привлекали красота и необычность, они приносили мне радость и ощущение полноты жизни. Когда я только начинал заниматься галереей, были вещи, с которыми мне было тяжело расставаться. Но я выработал для себя формулу: если вещь, которую я люблю, нравится другому человеку, то я могу с ней расстаться. Это как передать свою любовь другому и сделать его счастливее. В моей галерее бывали Элтон Джон, Мадонна и многие другие известные люди. Но случались и другие встречи. Как-то, подходя к галерее, я увидел девушку. Она спросила, можно ли войти. «Я ничего не собираюсь покупать, просто часто рассматриваю ваши витрины, это делает меня счастливой». Мое сердце дрогнуло, и я распахнул перед ней дверь. Еще помню, какое-то время назад у меня была собака, я повсюду брал ее с собой. Однажды она сидела в витрине галереи, ко мне зашел посетитель и спросил, не продается ли собака? Я сказал: «Нет, это мой талисман, и его зовут Дэнис». Мы разговорились. С тех пор этот человек стал коллекционером.

Michele Oka Doner
«Mysterium»
2015

В следующем году David Gill Gallery исполняется 30 лет. Как вы считаете, можно ли уже сегодня сказать, что план «по созданию классики XXI века» реализуется удачно, и как вы собираетесь отпраздновать юбилей?

Возможно, не все вещи, которые вышли из моей галереи, хотя все они, бесспорно, высокого качества, станут иконами дизайна. Но уже сегодня шкафы, которые мы делали с Маттиа Бонетти, в 2004 году продававшиеся за £40   000, уходят с аукциона за £180   000. И еще какие-то предметы, в 1994 году проданные за £8000, только что продались за £120   000. Думаю, цифры говорят сами за себя. Что же касается юбилея, точно я пока не решил. Думаю выпустить книгу, куда войдут все выставки галереи, начиная c Джино Маротты (Gino Marotta) из группы Arte Povera до последних выставок FredriksonStallard. Возможно, устрою шоу, где каждый художник, с которым я работал, сделает какую-то вещь. Но обещаю, будет что-то неожиданное, нечто, чего раньше не делал. Ну, например, продам какую-то работу, которая стоит сотни тысяч долларов, за пять. Скоро всё сами увидите.