Aлбaнский xудoжник Aнри Сaлa, сeгoдня рaбoтaющий в Гeрмaнии, свoe пeрвoe экспeримeнтaльнoe видeo «Intervista (поиск слов)» выпустил ровно двадцать лет назад во Франции, где тогда учился и работал. С тех пор его фильмы, фотографии и инсталляции, в которых важную, а порой первостепенную роль играет музыка, показывали практически во всех крупных музеях мира, а Франция в 2013-м даже отдала ему свой павильон на Венецианской биеннале.
Его масштабную инсталляцию «The Last Resort» сегодня показывает московский Музей современного искусства «Гараж» в числе своих выставок осеннего сезона, наряду с экспозициями Марселя Бротарса и Дамиана Ортеги. Перед открытием художник рассказал ARTANDHOUSES о том, как он попал в Академгородок в Новосибирске, о музыке и языке, и отношениях с пространством.
Как вам соседство с Бротарсом?
Прекрасно! Настоящее удовольствие находиться рядом с таким художником! Он важная фигура в истории искусства, хоть и играл этакую роль невидимки. Тем не менее он оказал огромное влияние на современников, поскольку исследовал всевозможные связи между визуальным рядом и текстом, давал этому свои интерпретации. Очень люблю и то, как он эти связи обыгрывает в своих работах — сопротивляясь традиционному смыслу, формирует новые.
Насколько важно вообще для художника то, где и по соседству с чем или кем находится произведение? Вам случалось сопротивляться установке ваших инсталляций?
Здесь, в «Гараже», специфическая ситуация — моя работа находится в атриуме. Понятно, что, когда зритель приходит в музей, ему интересно посмотреть, какие выставки расположены далее. Но тем не менее меня это нисколько не смущает. Если говорить о любом музейном пространстве, то мы знаем, что все выставки отделены друг от друга стенами, и мы абсолютно не мешаем друг другу. У меня никогда не было с этим проблем. Гораздо более важные вопросы — где ты будешь делать свою выставку, хочешь ли участвовать в той или иной программе.
Вид инсталляции Анри Салы «The Last Resort» в «Гараже», 2018
Вы были участником Московской биеннале современного искусства и нескольких других выставок. А сами приезжали в Россию?
Я был в Москве, когда еще учился в Тиране, всего один день проездом, а затем несколько дней провел в Академгородке под Новосибирском. Позже прилетал лет восемь-девять назад на один день на открытие выставки — всё остальное время мои работы путешествовали без меня. Сейчас я в первый раз более или менее продолжительное время нахожусь в Москве, но из-за монтажа осмотреться как следует не получилось.
Как вас занесло в Новосибирск?
Это было в 1991–1992 году, когда уже после развала СССР у России наладились дипломатические отношения с Албанией. Мы с другом поехали туда на какой-то молодежный форум, где было очень много людей из разных стран. Я был студентом художественной академии, и у меня с кем-то было пари — смогу ли я доехать до Сибири. Воспоминания уже смутные о том времени, но пари, очевидно, я выиграл.
Если судить по вашему профилю в Википедии, вы учились искусству восемь лет. Насколько это полезно для художника?
Никогда не верьте Википедии — я учился двенадцать лет! (Смеется.) Восемь лет изучал искусство в Албании, а затем четыре года во Франции. В Тиране учился классической живописи, точнее писать фрески, а кино и новым медиа — в Париже и Туркуэне. Искусство — это такая сфера, которая постоянно меняется, в том числе в зависимости от политической или социальной ситуации в той или иной точке мира. Так и мои работы менялись и в процессе обучения, и со сменой режима, и с моими перемещениями и накопленным учебным опытом. Так что учиться полезно всегда и в любом возрасте.
Инсталляция «The Last Resort», Kaldor Public Art Projects, Сидней, Австралия, 2017
В итоге вы живете и работаете в Берлине. Переезд туда был связан с личными обстоятельствами или это некое международное течение, с которым в Германию «приплыли» в последние годы многие художники из разных стран?
Это была совокупность всего. С одной стороны, было личное желание, с другой — динамика города. Но изначально я оказался там, потому что получил грант. И когда я туда приехал, обнаружил, что там живет много хороших художников и моих друзей, например Тасита Дин и Дуглас Гордон. Я уже хотел тогда уехать из Франции, пожить где-то в другом месте, и когда увидел местную динамичную среду, решил задержаться. Кстати, Дамиан Ортега, который сейчас тоже выставляется по соседству со мной в «Гараже», живет в Берлине.
Во многих ваших инсталляциях последних лет одно из главных действующих лиц — музыка. Когда вы ей увлеклись и почему?
Музыка меня заинтересовала как альтернативный способ выражения чувств. И если сравнивать музыку с языком, то можно сказать, что в ней гораздо больше неявного и мистического, тогда как язык предполагает нарратив, очень четкое высказывание. Кроме того, в музыке есть уникальная способность передавать смысл без прямого объяснения. И мне нравится сама природа музыки, которая предполагает свободу интерпретации, достаточно иметь открытую структуру и необязательно какие-то вещи проговаривать в ней. Потому что я противник метанарративов, метаконструкций, которые существуют как в современном искусстве, так и в обществе, и стараюсь от этого отойти.
Выставка «Purchase Not By Moonlight» в Marian Goodman Gallery, Нью-Йорк, 2009
Тем не менее вы строите сложносочиненные концепты для своих инсталляций, как, например, здесь, в «Гараже», работаете в некотором смысле как антрополог — соединяете музыку Моцарта, звуки ветра и моря и дневники позапрошлого века.
Ну, это не самая сложная конструкция. Если говорить об этой инсталляции, то изначально я сделал ее для Сиднея, и мне потребовалось с перерывами почти четыре года — я, честно сказать, много отвлекался на другие проекты, включая павильон Франции на Венецианской биеннале. Она о влиянии англичан и других народов на коренное население Австралии. Мне было важно показать тот момент, когда первая британская флотилия прибыла к берегам Австралии, и то, какой мощный переворот они произвели на континенте. А произведение Моцарта было написано в тот же самый момент эпохи Просвещения, и я решил, что аналогичный сумбур должен произойти и в его музыкальной композиции. Мне хотелось передать это непростое состояние перемен и трансформаций того времени. И в какой-то момент я наткнулся на дневники эмигранта Джеймса Белла, которые он писал во время путешествия из Англии в Австралию в 1838 году. Каждый день в них начинался с упоминания ветра, который нес их к берегу, и благодаря которому путь был удачно завершен. И мне пришло в голову совместить два произведения, то есть «разбить» партитуру Моцарта вариативными звуками океанского ветра.
Для меня ваши звуковые инсталляции требуют тишины. Здесь работа лишь полуприкрыта занавесом и постоянно отвлекают сторонние звуки. В какой точке, по вашему мнению, она здесь воспринимается?
Если говорить об этой инсталляции в Сиднее, то она вообще находилась в открытой беседке (это первая постройка британцев в Австралии) на холме в парке, где постоянно что-то происходило — гуляли люди, бегали дети, занимались йогой, отмечали свадьбы. Однако когда я увидел это пространство «Гаража», то мне понравилось, что инсталляцию можно будет обойти с разных сторон и послушать звуки из разных точек. Так что экспериментируйте!